Восстановление хозяйственных связей

А. П. ДОБРОВ,
генеральный директор фирмы «Белон»,
Новосибирск

Как жуткий кошмар вспоминается каждому хозяйственнику страны 1990 г. Практически в один день сотни тысяч предприятий оказались лишенными своих партнеров. Прекратили выполнять свои обязательства как поставщики материалов, так и потребители продукции. Как следствие, неминуемым был и финансовый кризис, который продолжается долгое десятилетие. Иначе и быть не могло. Деньги обслуживали установившиеся хозяйственные связи. Пропал объект обслуживания, деньгам перестал противостоять оборот. Эти два совпавших явления – развал хозяйственных связей и разрушение системы денежных расчетов – продемонстрировали, что нам предстояло отныне жить в условиях новой экономической реальности.

Региональная специфика

В каждом регионе страны этот развал имел свои особенности.

Новосибирская и Кемеровская области – близкие соседи. Причем не только территориально, но и по некогда существовавшим хозяйственным связям. Тем, кто не знаком со спецификой экономики Западной Сибири, трудно себе представить, что головной проектный институт «Сибгипрошахт» расположен не в Кемерове или Новокузнецке, а в Новосибирске. Хотя в Новосибирской области есть лишь пара небольших шахт. Институт работал, прежде всего, на соседний Кузбасс. Основная часть предприятий горношахтного машиностроения была расположена на Украине. Разрыв хозяйственных связей с этими предприятиями оставил украинских рабочих без работы, а сибирских шахтеров – без перспектив обновления и модернизации оборудования.

Казалось бы, после развала хозяйственных связей в 1990 г. нужно было в первую очередь поднимать и налаживать уже сложившиеся связи. Но реальный процесс пошел по-другому. Чтобы понять причины этого, нужно вспомнить социально-экономическую обстановку, какая складывалась в течение долгих лет.

Как и во всем мире, угольная промышленность Сибири была убыточной и требовала постоянной государственной поддержки. Если отвлечься от макроэкономической составляющей данной проблемы, то на уровне отдельного угольного объединения, на уровне отдельной шахты или разреза сложилось привычное отношение к тому, что себестоимость выше цены. И вдруг в один день все коллективы угольных предприятий встретились с совершенно незнакомым для них принципом – сколько заработал, столько получи. Примерно 9 месяцев шахтеры были без работы из-за того, что разрушилась прежняя система государственных дотаций. В течение этих месяцев шахтерам не выплачивали зарплату. Тогда это было внове, произошел политический кризис, отрицательно сказавшийся на всей жизни Кузбасса. Добыча угля резко упала, со 150 млн т примерно до 80–90 млн т. К руководству шахтами и разрезами на смену опытным организаторам пришли люди, которые хорошо выступали на митингах, пользовались политической популярностью. К слову сказать, в настоящее время в руководстве угольных предприятий никого из тогдашних выдвиженцев уже нет.

В то время существовала, конечно, конверсионная программа. Каждому предприятию определяли свои мероприятия по конверсии, которые, как правило, не обеспечивались соответствующим финансированием. Но реальная конверсия новосибирского ВПК по линии машиностроение – угольная промышленность пошла по пути оперативной, экстренной реконструкции угольных предприятий, конкретной помощи остановившимся предприятиям. Здесь реализовывались не столько научно-технические возможности оборонных отраслей, сколько их кадровый потенциал. В последнем наибольшую роль играла та составляющая, которая относится к дисциплине, собранности, привычке к порядку, строгому учету. Ведь в среднем на шахту требуется поставить около 10–15 позиций машиностроительного ассортимента. Только процесс комплектации требует жесткой исполнительской дисциплины и четкой организации учета.

Несмотря на то, что угольная отрасль в советские времена всегда считалась стабильной, комплектование кадров угольных предприятий всегда шло из рук вон плохо. Если не считать инженерно-технический состав, то в контингенте рабочих кадров до 30% составляли условно-освобожденные, так называемые «химики». Они подтолкнули процесс деморализации. И в течение 9 месяцев неполучения зарплаты, во время первой волны забастовок и перекрытия железнодорожных магистралей имущество угольных предприятий Кузбасса резко сократилось из-за хищений и повального воровства. Когда в органах федеральной власти поняли, что в прежней системе государственной поддержки угольной промышленности было много разумного, оказалось, что уже невозможно вернуться к состоянию, какое было до кризиса.

В этом логика экономических процессов – разрушить можно быстро, восстановить сложно. При этом после трудного восстановления оказывается, что восстановленное уже мало напоминает то, что было ранее.

Подъемом своей угольной промышленности Кузбасс во многом обязан предприятиям военно-промышленного комплекса Сибири, машиностроителям Урала, которые также были в той или иной мере связаны с «оборонкой». На этих предприятиях ситуация в 1990 г. сложилась не лучше, чем у угольщиков. Но от развала спасло совсем иное положение с дисциплиной и подбором кадров. С этих предприятий практически ничего нельзя было унести из-за режимного характера производства. Оборонщики психологически постоянно готовятся к трудностям военного времени. Жизнь у них более стабильная, семьи имели более солидные накопления. Словом, материальные трудности были те же, но по многим причинам деморализации кадров не произошло.

Когда дотации в угольную промышленность возобновились, оказалось, что реконструкцию и восстановление оборудования сами угольщики провести не в состоянии. Им на помощь пришли инженеры и рабочие ВПК, в частности, из крупнейшего промышленного центра Сибири – из Новосибирска.

Поначалу речь шла только об оперативной реконструкции, изготовлении, например, крупногабаритных металлоконструкций для обогатительных фабрик, модернизации конвейеров и т. п. Работы по восстановлению и реконструкции оборудования велись вахтовым методом и несколькими новосибирскими предприятиями сразу. Участвовали в работах и строители «Сибакадемстроя». В Новосибирске формировали бригады, которые выезжали в Кузбасс для выполнения конкретных заданий. Вокруг этой деятельности начинался рост новых крупных фирм, фактически исполнявших функции подрядных организаций.

В восстановлении хозяйственных связей в современной российской экономике много парадоксального. Взять, например, такой факт. В восстановлении приостановивших свою деятельность шахт и разрезов Кемеровской области большую роль сыграли новосибирские предприятия, относящиеся к атомной промышленности. Представим себе описание такой ситуации в учебнике по экономике. Получается, что атомщики способствуют подъему и укреплению позиций своих конкурентов. Но ситуация в Сибири сложилась совершенно не академическая. Машиностроительные предприятия из атомных ведомств готовы были взяться за любую работу, тут уж было не до анализа конкурентных связей и перспектив. К тому же само представление о конкуренции не могло прижиться быстро в той среде, где всегда работали на госзаказ.

Бартер как старт восстановления хозяйственных связей

Сейчас, оборачиваясь назад, спустя десятилетие, трудно восстановить в сознании, какие чувства испытывали все мы. Но что запомнилось больше всего? Все прошедшее десятилетие изобиловало призывами к предпринимателям перейти от торговли к производству. Торговая деятельность рассматривалась чуть ли не как психологический недостаток людей, готовых только продавать и покупать, вместо того чтобы вкладывать средства в товарное производство.

Впрочем, десятилетний опыт контактов с теми, кто своими усилиями восстанавливал хозяйственные связи, убеждает, что и они воспринимали торговлю как временный бизнес, как подготовку к настоящей хозяйственной деятельности.

В тех стартовых условиях 1990 г., о которых речь шла выше, сибирским и уральским машиностроителям выпала судьба восстанавливать в первую очередь обогатительные фабрики. Технология добычи угля в Кузбассе такова, что обогащение требуется обязательно, а после обогащения стоимость угля возрастает иногда вдвое. Работу, которую мы тогда выполняли, только отчасти можно назвать восстановлением. Достаточно отметить, что в большинстве работ с нами совместно участвовали ученые-угольщики, оставшиеся, как и многие тогда, без работы. Однако обогатительные фабрики не располагали в то время денежными средствами и за услуги расплачивались поначалу своей продукцией – углем после обогащения.

Но невозможно углем платить зарплату и рассчитываться с поставщиками. Организация, получающая за свою работу уголь в больших объемах, обязана была развивать структуру, которая занимается перевозками и продажами угля. Если упрощенно ставить задачу этой структуре – она должна превращать уголь в деньги. Впрочем, в первой половине 90-х годов за уголь нельзя было получить «живые» деньги. За уголь можно было получать металл, продукцию коксохимии. От них до «живых» денег также не близко. Таким образом, организация, которая начинала как подрядная, вынуждена была заниматься торговлей. От металла наиболее близкий путь – к товарам народного потребления, в которых используется металл. В частности, наша совместная деятельность с Новолипецким металлургическим заводом позволила начать торговлю холодильниками отечественного производства. И нужно отметить, что если найден путь к одному из ликвидных товаров народного потребления, задача увеличения массы денежных поступлений существенно изменяется. Теперь уже нужно стремиться расширять ассортимент, оперативно учитывая платежеспособный спрос населения.

Конечно, эта торговля ничем не напоминала деятельность розничного торговца. Речь шла о перебросках десятков тысяч тонн угля оптовым покупателям – энергетикам, металлургическим и коксохимическим предприятиям. И опять же для оплаты транспортных услуг не было денег, расчеты проводились тем же углем и металлом. От оптовой торговли углем идет прямой путь не только к оптовой торговле металлом, но и к оптовой торговле товарами народного потребления. Но, конечно, пришлось создавать и собственную сеть магазинов.

Повторение пройденного

Может быть, одномоментная ликвидация Госплана и была единственно возможной мерой, обеспечившей уход от системы централизованного планирования. Но чего здесь было больше – решительности или дилетантства? Думаю, что второе обусловило первое.

Неожиданность разрушения хозяйственных связей привела к инстинктивной реакции «окукливания», созданию замкнутых хозяйственных структур, привычных уже для советской системы централизованной экономики. В советские времена обсуждался очень яркий пример – на прародителе АвтоВАЗа, автомобильном заводе ФИАТ в Турине, в три раза меньше занятых, и он выпускает в три раза больше автомобилей. И тогда объясняли, что на ФИАТе нет инструментального и ремонтного производств, нет своей ТЭЦ и многого другого. Все эти функции выполняют другие, вспомогательные фирмы. В российских условиях строители автозавода в Тольятти вынуждены были проектировать внутри автозавода полное обслуживание основного производства.

Экономика нашей страны защищается от рыночной неопределенности фактически теми же самыми способами, какими она прикрывалась от волюнтаризма, произвола и других дефектов народнохозяйственного планирования. В производственные и коммерческие структуры закладывается запас прочности, чрезмерный для нормальной экономики. Каждый раз при встречах с иностранными предпринимателями видишь их удивление, что в одной фирме сосредоточены и операции с углем, и с металлом, что в этой фирме свой банк. «Зачем?» – спрашивают они. Ведь можно поручить финансовое дело одному из партнеров, сосредоточить свои усилия, например, на обогащении угля, не отвлекаясь на торговлю металлом или угледобычу.

В последнее время на такие вопросы стало проще отвечать. По всему миру идет волна поглощений и слияний. Буквально за год преобразилось лицо мировой автомобильной промышленности, многих других отраслей. Современные политические, технологические и прочие риски стали настолько сильными, что способ снизить их остается единственный – создавать замкнутые структуры, в которых все жизненно важные функции не зависят от действий конкурентов и ненадежных партнеров.

Хозяйственные связи и проблема собственности

«Обжегшись на молоке, дуем на воду», – эта пословица приходит в голову, когда размышляешь о длительном и последовательном сохранении угольной отрасли в государственной собственности. Значительную долю вины в отставании добычи угля и в появлении новых проблем на пути развития угольной промышленности несет задержка в приватизации отрасли. В решении этого вопроса было больше политики, чем стратегических соображений.

В задержке с приватизацией угольных предприятий не было бы ничего негативного, если бы у государства были достаточные средства на инвестиции в отрасль и был бы отлажен контроль за их использованием. Но инвестиционных средств для угольщиков в бюджете было недостаточно, а те, что выделялись, растекались мелкими ручейками так, что до шахт и разрезов почти ничего не доходило. В этих условиях сохранение угольной промышленности в рамках государственной собственности означало полное перекрытие потенциального инвестиционного потока. Если отрасль государственная, частный капитал будет держаться от нее в стороне. К этому нужно добавить еще и то, что в течение почти 30 лет, вплоть до 1999 г., в Кузбассе не вводилось ни одной новой шахты. Поэтому период ограниченных государственных инвестиций и выходил за рамки последнего десятилетия.

В настоящее время положение стало исправляться. Появились частные разрезы и шахты, появились, самое главное, настоящие хозяева, не временщики. Но фактически упущено десятилетие. Совсем иная ситуация сейчас с кадрами и техникой. И урок задержавшейся приватизации в угольной промышленности точно такой же, как и чрезмерно ускоренной приватизации в других отраслях. Преобразования собственности должны идти в сторону более вероятных инвестиций, а не в соответствии с политической доктриной. И в том, и в другом случае предприятия оказывались в руках собственников, не способных вложить средства в реконструкцию, в развитие, в техническое перевооружение.

Единая цепочка – ситуация следования и ситуация выбора

Таким образом, в ходе восстановления хозяйственных связей мы встречаемся с двумя видами ситуаций – ситуацией следования, когда приходится брать на себя следующий или предшествующий этап технологической цепочки, и ситуацией выбора, когда приходится выбирать, какой бизнес следует развивать в первую очередь.

Вернемся к событиям 1990 г. Бартер подталкивал нас идти по технологической цепочке в сторону ликвидного товара, каким могли быть трубы, строительная арматура, легковые автомобили, холодильники или иная бытовая техника. Только там могли быть получены деньги и, следовательно, прибыль. Желание обеспечить устойчивое развитие и стабильную текущую деятельность обогатительных фабрик заставляло нас удлинять цепочку в ее начале – переходить от обогащения к добыче угля.

Итак, два главных критерия ведут к необходимости увеличения технологической цепочки в рамках одной организации – повышение ликвидности и повышение надежности. При этом использование данных критериев напоминает, скорее, императив – правило, которое признается верным всегда, вне зависимости от условий.

Совсем иное дело, когда цепочка в основном сформирована, когда устраивают и достигнутая надежность бизнеса, и ликвидность производимых (продаваемых) товаров и услуг. В этом случае императивы, незыблемые принципы, уходят на задний план, в качестве критериев принятия решений начинают использоваться показатели рыночной конъюнктуры.

Рассмотрим, например, на что больше ориентироваться – на продажу металла или автомобилей, которые можно получить за поставки проката. Прошедшие «малые» кондратьевские циклы, насколько мне известно, имеют длительность от 9 до 11 лет. После 1990 г. цикличность развития экономики нашей страны составляет 3–4 года, в течение которых идет полный повтор приоритетов. Во время действия валютного коридора, работавшего против экспортеров, было невыгодно вывозить металл, внутренний спрос был также низок, останавливались домны и сталеплавильные цеха, простаивали прокатные станы. После дефолта 1998 г. стал выгоден экспорт металла, металлургия оживилась, металл стал ликвидным, продавался за валюту. В то же время на рынке был избыток угля, который было трудно продать.

В 2000 г., после повышения тарифов, вследствие замороженного валютного курса, понемногу процесс пошел в обратную сторону. Уже остановилась одна домна в Нижнем Тагиле, ожидается остановка еще одной уральской домны. В стране начинает ощущаться избыток металла. В такой ситуации мы должны заблаговременно переориентироваться, принять решение относительно дальнейших шагов – возможно, более привлекательна в экономическом отношении окажется уже не металлургия, а коксохимия.

Когда идет удлинение цепочки, тогда логика событий ведет руководителя к решениям, во многом обусловленным текущей ситуацией, а точнее – конкретными возможностями, которые перед ним открываются.

* * *

Перечитав написанное выше, не могу определиться, что это – описание новосибирского опыта по восстановлению хозяйственных связей или попытка обобщить и спроектировать стандартные способы такого восстановления. Думаю, что журнал «ЭКО» принес бы еще больше пользы, если бы публикации о восстановлении хозяйственных связей стали регулярными. Нужно складывать этот опыт всем вместе, обобщать и анализировать его.

Содержание