В декабре 2004 г. Отделение общественных наук РАН и философский факультет МГУ провели «круглый стол» по актуальным проблемам общественных наук и образования. Ниже мы публикуем выдержки из выступления одного из его участников, назвавшего главные, на наш взгляд, причины осуществляемых в последнее время в России принципиальных изменений в социальной сфере, образовании и науке.

Сохранить российское образование и науку

Г. Г. МАЛИНЕЦКИЙ,
доктор физико-математических наук,
заместитель директора Института прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН,
Москва

Ломать — не строить

Будущее существование российской науки и российского образования сейчас под вопросом. Напомню цифры из концепции, которую 2 сентября 2004 г. приняло Министерство образования и науки РФ. Из 2338 исследовательских институтов страны, находящихся на государственном финансировании, должно остаться 100. Из 1804 вузов, которые сейчас финансирует государство, также должно остаться 100. Из них 20 будет позволено заниматься научными исследованиями.

Из приведенных цифр следует, что речь, по существу, идет о ликвидации и российской науки, и российского образования. Это не недоработка и не новая инициатива нынешнего правительства или министра образования и науки А. А. Фурсенко. Это программа, которая выполняется с 1994 г.

В 1994 г. наш институт, занимающийся стратегическими проблемами России (это, в частности, ядерные вооружения, космические системы, задачи, относящиеся к стратегическому прогнозу), был привлечен к экспертизе крупнейшего проекта. Всемирный банк реконструкции и развития предложил России кредит в 2 млрд дол. на реструктуризацию нашей системы образования. Выдвигалось несколько вариантов реструктуризации. В частности, предлагалось оставить на государственном финансировании 50, а не 100, как сейчас, вузов, ввести единый государственный экзамен (ЕГЭ). Американцы обещали в одном из предлагавшихся вариантов оплатить все расходы по аналогу ЕГЭ полностью при том условии, что копии тестов всех школьников России будут поступать в США (сейчас один такой тест обходится в сумму от 3 до 5 тыс. руб.).

Предлагалось также полностью ликвидировать систему техникумов. В отношении науки американские коллеги говорили: «По размеру валового внутреннего продукта, приходящегося на душу населения, вы находитесь на уровне Мексики, поэтому и науку вам надо иметь примерно на таком же уровне». Здесь имелось в виду число ученых.

В России была создана экспертная группа Всемирного банка реконструкции и развития и Министерства образования РФ, были построены компьютерные модели. Выяснилось, что реализация предлагаемого проекта через 5—7 лет приведет к утрате Россией всякой перспективы технологического развития. Через 15 лет страна не будет иметь даже перспективы развития как сырьевой державы (экономисты знают, что Россия не может длительное время быть сырьевым придатком развитых стран). Не случайно, по оценке Маргарет Тэтчер, в условиях глобализации, открытости страны в части капитала и технологий в России экономически оправданно проживание всего 15 млн чел.

Мы приложили много усилий, чтобы убедить наших коллег из Всемирного банка реконструкции и развития иначе распорядиться предлагаемой суммой в 2 млрд дол. В частности, нам представлялось нерациональным заменять все учебники по гуманитарным дисциплинам в средней и в высшей школе только на американские образцы.

Помню, как один из американских коллег, выслушав наши альтернативные предложения, ответил так: «То, что вы говорите, это очень здорово и действительно разумно. Но тогда у вас будет слишком много людей, которые знают математику, физику и отечественную историю, вашу российскую историю. И тогда у страны неизбежно очень быстро появляются ядерные и космические амбиции. А это не входит в наши планы».

Мы пытались объяснить, что развал России не отвечает национальным интересам американского народа. Тогда нам это не удалось. Тем не менее в 1994 г. (не буду преувеличивать значение ни нашего института, ни РАН в целом) удалось блокировать взятие кредита и принятие этого проекта, несмотря на то, что на него уже было получено много виз и имелось устное согласие президента РФ Б. Н. Ельцина. Напомню, что тогда отрасли российской экономики, которые взяли кредиты такого масштаба, в частности, угольная, оказались в гораздо более тяжелом положении, чем образование в России.

Естественно, часть материалов была закрытой, но сами модели мы опубликовали*. Книга, где они изложены, выдержала пять изданий в России и в США.

Сценарий, который реализовывался с 1994 г. по 2004 г., — это медленная деградация, умирание и российской науки, и российского образования. Расчет по модели предполагал, в частности, и такое развитие событий. Но далее произошло резкое ухудшение ситуации. Случилось следующее. В 2004 г. в администрации президента РФ боролись две группы. Одна отстаивала проект медленного умирания, который сейчас и реализуется, другая — проект форсированного умирания (наши модели описывают и его). Вторая группа взяла верх. То, что предлагается сейчас, полностью соответствует ее взглядам.

Дело не в том, что плох тот или иной министр образования (А. Н. Тихонов, В. М. Филиппов или А. А. Фурсенко). Наш институт работал со многими постсоветскими министрами образования и науки. Министры здесь ни при чем (хотя до назначения на этот пост они обычно говорили совсем не то, что делали, став министрами). Насколько мне известно, сотрудников их министерств консультировали одни и те же люди. Проект, связанный, я бы сказал, с беспощадным реформированием российского высшего образования, рожден в Высшей школе экономики. Представители этой школы консультировали всех постсоветских министров образования и науки. Через Высшую школу экономики, насколько мне известно, проходит половина всех средств, выделяемых в России на науку в рамках высшего образования.

Что делать?

В декабре 2001 г. на встрече с руководством Российской академии наук президент РФ В. В. Путин поставил перед научным сообществом России две задачи. Первая: независимая экспертиза государственных решений, прогноз и предупреждение бедствий, катастроф, нестабильностей в техногенной, социальной, природной сферах. Отмечу, что именно эту задачу несколько раньше ставил Билл Клинтон перед нобелевскими лауреатами США и своими ведущими риск-менеджерами. Вторая задача: поиск и научное обоснование путей перехода экономики страны от ее нынешней сырьевой ориентации (так называемой «экономики трубы») к инновационной экономике. Это тоже задача всего научного сообщества.

Очевидно, что принятые сейчас решения правительства РФ и названные установки президента России — это разные вещи. Замечу, что, по данным администрации президента РФ, у нас выполняются лишь 5% принимаемых президентом решений. Тем не менее считаю очень важным, чтобы РАН и высшая школа решили поставленные нашим президентом задачи. Необходимый для этого научный потенциал у нас есть.

Наш институт вместе с десятью другими институтами вышел с инициативой решить, наконец, поставленные В. В. Путиным проблемы. Мы предложили организовать национальную систему научного мониторинга и серьезно заняться составлением стратегического, среднесрочного и краткосрочного прогнозов. Мы получили поддержку Совета безопасности, МЧС, Министерства обороны РФ, ФСБ; было принято решение президента России немедленно организовать в Академии наук выполнение этой программы. Программа была подготовлена, но она заблокирована в правительстве РФ и не вошла в план фундаментальных исследований РАН на 2005 г.

Еще более тяжелое положение в области научных работ по решению второй поставленной В. В. Путиным задачи — по переходу к инновационной экономике. Наши инициативы в этой области также были заблокированы и в правительстве, и в РАН.

Несколько слов об инновационной экономике. В общих чертах она выглядит следующим образом. Один доллар вкладывается в фундаментальную науку, 10 — в создание опытных образцов, технологий и т. д., и 100 дол. — во внедрение научных разработок. У нас распространение инноваций не идет не потому, что нет долларов, а потому, что развалены отраслевые институты, конструкторские бюро, промышленность. Говорить, что Академия наук будет заниматься инновациями, — это обманывать себя. Академия (в ней всего 50 тыс. человек) не может и не должна этим заниматься. Она занимается фундаментальными разработками, стратегическим прогнозом и т. д.

Назову еще цифры, показывающие значимость перехода к инновационной экономике. Последние 10 лет наш институт и ряд других институтов предлагали создать в России индустрию программного обеспечения. Индия выводит объем реализации программного обеспечения на уровень 50 млрд дол. Россия, насколько я знаю, продала нефти примерно на 40 млрд дол., а программное обеспечение — всего на 0,5 млрд дол., то есть чуть меньше, чем Вьетнам. Это характеризует масштаб наших упущенных возможностей. Создание программной индустрии не требует больших капитальных затрат. Считаю, этим стоит заняться.

А на сохранение и развитие российской науки и образования сейчас потребуется, на мой взгляд, 15—20 лет сверхусилий. Хотелось бы надеяться, что силы на это найдутся.

* Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. 3-е издание. — М.: Эдиториал УРСС. 2001; См. также: Малинецкий Г. Г., Курдюмов С. П. Нелинейная динамика и проблемы прогноза // Вестник Российской академии наук. 2001. Т. 71, № 3. С. 210—232.