На семейном совете большинство проголосовало за гуся. Мое одиночное мнение насчет домашних котлет с томатной подливкой было с негодованием отвергнуто. Естественно, гуся должен был купить я. А кто же еще? Жене накануне Нового года и так хватало забот, а дети, кроме пепси-колы и кириешек, покупать ничего не умели. С мыслями о гусе я приехал на работу. На работе меня тотчас окружили сотрудники. «Надо выпить! Надо выпить!» — кричали они чуть ли не хором. «Не могу, — мрачно отвечал я. — Мне тогда за гусем не успеть». «Подумаешь, гусь, — запротестовали сотрудники. — Праздник же!». Пришлось бежать за бутылкой. За столом было весело. Все поздравляли друг друга, произносили хорошие тосты. Я пил исключительно красное, чтобы не расслабляться. Причем наливал себе на четыре глотка меньше, чем остальные. «За наш успех и процветание!» — сказал шеф. Мы чокнулись и приступили к бутербродам. «Скажите, — спросил я соседку напротив, — как отличить старого гуся от молодого?». «По зубам» — ответила она, жуя колбасу. «А сколько зубов должно быть у молодого?» «Не меньше двух», — засмеялась соседка. Тут шеф заметил, что у меня еще очень много в бокале, и налил штрафную. Мороженную птицу предлагали у входа на рынок прямо с машины. «А кому гуся! — орал здоровый продавец, подкатывая, точно полено, к самому краю кузова очередного красавца. — Налетай! Разбирай!». «Почем?» — спросил я солидно. «Двести пятьдесят штука, — сказал продавец. — Бери, дешевле все равно не купишь». «А зубы ему посмотреть можно?» Я постарался придать голосу как можно больше внушительности. «Ты че, мужик, — дико удивился продавец, — совсем оборзел! Какие зубы?! Мы ж им головы рубим в момент закола». «Откуда мне знать, — не сдавался я, — может, старые». «Ты че, старые, — парень удивился еще больше. — Берем гусенков в июле, девяносто дней откорма — и под нож». Я полез за бумажником. «По-моему, правильно», — сказал я, протягивая продавцу пять полусотенных и одну сотню бумажкой. Продавец еще раз, теперь уже с нескрываемым интересом, на меня посмотрел и поскорее убрал деньги в притороченный поверх ватных штанов карман. Красное вино коварно, как женщина, ибо свою истинную сущность раскрывает не сразу, а исподволь, заставляя вас постепенно подчиняться своим капризам. До этого я додумался уже в трамвае, когда подсчитал убытки. «Не расстраивайся, — сказала жена, — будем думать, что ты купил его в магазине». Стоит ли говорить о суете, которая царит в доме в новогодний вечер? Я заметил особенность: чем меньше жена обещает приготовить салатов и прочих закусок, тем больше их в конечном итоге оказывается. Почему? Бог его знает. Загадка природы. Дети сразу же набросились на сладкое. Взрослые — на кислое, соленое, моченое, рыбное, мясное и мучное. Мы так увлеклись, что чуть не прозевали самое главное. Но вот зазвенели куранты, дети закричали: «Ура!!!». И в комнату внесли венец чревоугодия. Огромный гусь, фаршированный капустой и яблоками, с золотистой корочкой, подрумяненный по бокам, окруженный зеленью и печеным картофелем, горделиво поднял вверх свои крылышки, готовый к полету. Мы осоловело смотрели на это благоухающее неслыханными ароматами чудо и понимали, что уже не в силах проглотить хотя бы кусочек. Измазанные шоколадом и мороженным дети побежали к елке смотреть подарки, жена уселась перед телевизором, а я прилег на диван. «Только на пять минут», — сказал я сам себе и закрыл глаза. Когда я их открыл, то удивился, что вокруг так темно и тихо. Часы показывали три ночи. На фарфоровом блюде посреди стола по-прежнему возвышался гусь. Даже сейчас было видно, как, окруженное бледным сиянием, блестит его жирное тело. За окном стреляли ракеты. В неровном свете, на миг заливающем комнату, гусь, казалось, вздрагивал и устремлялся к окну. Но это была иллюзия. Он не мог взлететь, так как намертво прикипел к своему месту. «Что ж, — успокоил я себя, засыпая, — у каждого — своя тарелка». Михаил Слон |