На вопросы Евгении Морозовой отвечает бывший мэр Нижнего Новгорода, а ныне депутат областного законодательного собрания, известный нижегородский политик и юрист Дмитрий БЕДНЯКОВ.

– Работают по соседству два одинаковых по величине предприятия, оба накопили за прошлые годы массу долгов – и в бюджеты всех уровней, и отдельным кредиторам. Одно из них платит текущие платежи и в целом прибыльно, а его банкротят. Другое – стоит и вот уж действительно ничего не делает, но его и не думают банкротить. Почему так получается?

– Ответ на этот вопрос и простой, и сложный. Если говорить попросту, то предприятие, которое стоит, на самом деле никому не нужно, и затевать на нем процедуру банкротства ни к чему. А другое привлекло чье-то внимание, и путем банкротства решается вопрос замены существующего собственника на более эффективного. Если же смотреть в глубину, то, очевидно, на интересном для нового собственника предприятии имеется какая-то уникальная технология, существенные наработки, хорошо обученный персонал, то есть нормальный «полигон», на котором при вложении минимальных средств и введении грамотной стратегии управления можно получить нужный результат. На «лежащем» предприятии, видимо,
устаревшее оборудование, нет технологических перспектив, да и кадры разбежались. Инвесторам в такое «хозяйство»
нет смысла вкладывать средства.

– Ну, конечно, ведь заповедное их желание – поменьше вложить и побольше получить...

– Это не совсем так. Инвесторы подразделяются на спекулятивных и стратегических. У первых стремление, вложив поменьше денег и сил в предприятие, в итоге продать подороже. Цель покупки, как правило, – дальнейшая перепродажа. Стратегические инвесторы приходят всерьез и надолго. Они знают, что инвестиции окупаются не моментально, и готовы на длительный срок «заморозить» немалые средства. Для этой категории главное – твердая уверенность в грядущем благополучии инвестируемого объекта.

– Теперь позвольте задать вопрос марсианина. Почему стратегический инвестор с громким именем в нашей стране не может прийти на предприятие, находящееся на грани банкротства, и сказать: что хочу, мол, стать вашим хозяином, вы меня знаете, я вас тоже – так давайте жить вместе долго и счастливо, и вам, и мне во благо?

– У нас такая ментальность, что честные и открытые действия со стороны инвестора вызывают в лучшем случае вопросы, а в худшем – противодействие и сопротивление со стороны старого руководства предприятия и его менеджмента. К сожалению, последние перед приходом стратегического инвестора, с одной стороны, пытаются повыгоднее продать пакет акций, который им принадлежит или ими контролируется, а с другой – стараются успеть побольше украсть. И то и другое при этом облекается в красивую, патриотическую форму, для чего нередко используются трудовые коллективы. Сколько по стране примеров, когда на предприятия не пускали новых хозяев, образовывались стачкомы...

В Нижнем Новгороде классический пример – завод «Красное Сормово». Вы помните, сколько длилась борьба с Бендукидзе? Подключилась – я считаю, необоснованно – и местная власть. Конечно, все это не стимулирует открытый приход инвестора под вывеской «А вот и я». Последний вынужден разрабатывать целые войсковые операции для появления на предприятиях, где, по идее, его должны бы на руках носить. Вот и придумывают разные схемы типа тех, что мы наблюдали у «Северстали» на ЗМЗ и «Сибала» на ГАЗе, – прямого владения контрольными пакетами нет ни у тех, ни у других. В наличии консолидированные пакеты акций и как следствие – разбирательства с антимонопольными органами.

– Дмитрий Иванович, а любой ли крупный именитый инвестор – благо для региона и предприятия?

– Приход инвестора привносит как выгоды, так и проблемы. Среди тех и других есть «сиюминутные», а есть стратегические. Как показывает наш нижегородский опыт, в краткосрочном плане возникают как минимум две проблемы: первая – инвестор сразу берется за финансы, что незамедлительно выливается в накопление налогов вместо их сокращения; вторая – он чувствует себя свободным от социальных обязательств прежнего руководства и «сбрасывает» все то, что не относится к производству. В этом есть резон: социальная сфера – не есть производственная проблема, это испокон веков – «территория» муниципалитетов. Пусть каждый занимается своим делом.

В то же время в долгосрочном плане предприятию «светят» налаженный сбыт продукции, хорошие зарплаты (после грамотного упорядочивания финансовых потоков), отсутствие серьезных задолженностей в бюджеты (на основе реструктуризации и последовательных выплат). В целом стратегический инвестор несет определенную стабильность в регион и непосредственно на отдельно взятое предприятие. И если он готов к ожиданию долгосрочных выгод, которые появятся не ранее, чем через 5–15 лет, то он не сделает ничего, что повредит предприятию и сведет на нет его собственные – и очень немаленькие! – затраты. В перспективе предприятие будет не просто существовать: в стратегическом плане инвестору выгодно все время стремиться к повышению качества, снижению издержек, использованию наукоемких и материалосберегающих технологий. И в этом смысле приход такого инвестора региону тоже в плюс.

Но есть и отрицательные моменты – и тоже в перспективе. С появлением эффективного собственника крупное производство монополизируется, к нему привязывается большое количество смежников, и в итоге конгломерат предприятий становится во многом независимым от самого стратегического инвестора. И, я считаю, перспектива последующего волюнтаристского отношения его с властями и возможности определенного шантажа в социальной сфере существует изначально. Мы знаем по другим регионам примеры, когда инвесторы либо сами становятся местными олигархами и в итоге идут во власть, либо двигают туда своих людей, что, как правило, ведет к образованию финансово-промышленных групп. И акцент смещается от управления производственным процессом к политике. Такое можно было наблюдать в Красноярске с Анатолием Быковым. У нас, мне кажется, нельзя исключать появления политических амбиций у нового собственника на ГАЗе. Вряд ли в этом можно усмотреть положительный аспект прихода крупного инвестора в регион.

– Скажите, а если на одно и то же крупное предприятие претендуют два очень крупных инвестора, кто тут должен выбирать и по каким критериям?

– Главное в этой ситуации – не дать претендентам в борьбе перемолоть ресурсы предприятия. Самое лучшее – попытаться «развести» их вообще по разным предприятиям, чтобы вместо одного они взяли два. И регулировать эти процессы, мне кажется, должны местные власти. Логика тут проста: если у олигарха есть деньги и он сам сюда пришел, почему бы не сделать так, чтобы его деньги остались в регионе. Вот, например, если бы на «Красное Сормово» претендовал не один Каха Бендукидзе, а еще кто-то, их можно было бы «развести», предложив Навашенскую, Городецкую или Сокольскую судоверфи.

Концерн «Каскол» (Сергей Недорослев) проявил интерес к авиазаводу «Сокол» и купил, как говорят, контрольный пакет акций. И будет вполне логично, если он же захочет иметь контроль или определенное влияние на завод «Гидромаш» – ну не летают самолеты без гидравлики. С другой стороны, нельзя исключать, что любой его «коллега» из Ульяновска или Самары не попытается реализовать свой аналогичный интерес. Но этого лучше не допускать. В ситуации, когда есть конкуренция, власть испытывает соблазн уступить тому, кто больше предложит. Но, думаю, стоит сопоставить короткосрочные выгоды с долгосрочными, исходя хотя бы из того, что инвестор, выложив большие деньги, постарается поскорее их вернуть и воспользуется для этого, возможно, не теми методами, которые понравятся всем, – сократит или упразднит какие-то хорошие программы, поднимет цены на продукцию и т. д.

– В реальной жизни борьба за предприятие, ввергнутое в процедуру банкротства, у стратегических «монстров», к сожалению, иногда принимает теневые формы: один договаривается о чем-то с конкурсными кредиторами, а другой «проводит работу» с чиновниками Федеральной службы по финансовому оздоровлению РФ (по крайней мере, как говорят, именно за такие комбинации пострадал недавно бывший ее руководитель Георгий Таль), которая, как известно, по ею же заведенным правилам, поставляет на социально значимые предприятия арбитражных управляющих. Возможно ли при таком раскладе соискателей, как вы сказали, «развести»?

– Закон о несостоятельности прежде всего защищает интересы конкурсных кредиторов. ФСФО осуществляет надзор за исполнением арбитражным управляющим своих обязанностей. И для любого, кто обхаживает ту или другую сторону, должно быть ясно, кто здесь главный. А главный – конкурсный кредитор. Возможность действовать через ФСФО появилась только благодаря искусственно созданному условию арбитражного управления социально значимыми предприятиями. Согласно правительственному постановлению № 1100, антикризисным управляющим социально значимого предприятия может быть либо специалист, имеющий лицензию управляющего третьей (самой высокой) категории, либо чиновник ФСФО. А третьей категории пока нет ни у кого в стране...

Управляющий – как бы слуга двух господ: с одной стороны, по закону, он подчиняется конкурсным кредиторам, а с другой, по существующему порядку, продолжает совмещать деятельность по управлению предприятием с работой чиновника, а следовательно, обязан подчиняться своему начальству. Положение абсолютно ненормальное и провоцирует как раз на те действия, о которых Вы говорите. И мне, как юристу, кажется, что скорейшее вмешательство законодателей тут просто необходимо.