«ЛЕКАРСТВО» ПРОТИВ КРАХА, или как сделать банкротство эффективным в России*
Зачинщики и исполнители
Е. В. ЖУРАВСКАЯ, директор по научной работе Российско-европейского центра экономической политики:
– У нас есть данные о судьбе небольшого числа фирм (около 90), где после банкротства было введено внешнее управление. К сожалению, результаты не очень радуют. Во-первых, производительность труда ничуть не повысилась. Количество рабочих осталось таким же, как и было, то есть не было никаких увольнений. Финансовая задолженность либо не изменилась, либо даже возросла.
Конечно, для реструктуризации требуется длительный период. И мы сейчас просто не имеем временных рядов необходимой продолжительности, чтобы подсчитать и проанализировать не сиюминутные результаты. Однако в целом по стране статистика показывает, что сроки внешнего управления в большинстве случаев продлеваются арбитражными судами. Причем по нескольку раз. Когда срок подходит к концу, арбитражный суд дает добро на установление нового. Иногда равного по величине, иногда и более долгого. Среди фирм, где внешнее управление все-таки не было продлено, в 80% случаев оно приводит к конкурсному производству, поскольку финансового оздоровления не произошло. Это, конечно же, свидетельствует о том, что во время внешнего управления реструктуризация либо не происходила, либо не дала эффекта.
В. М. АШИХМИН, заместитель начальника Агентства Федеральной службы по финансовому оздоровлению и банкротству (ФСФО) РФ по Новосибирской области:
– Действительно, факторы, влияющие на результативность внешнего управления, необходимо держать под постоянным контролем. Определяющую роль в инициировании и реализации процедур банкротства, на наш взгляд, сегодня должны играть властные структуры. Так, в соответствии с Приказом руководителя ФСФО РФ в Новосибирской области создана Коллегия государственных уполномоченных представителей, в которую вошли специалисты налоговых инспекций и внебюджетных фондов.
Взяв за основу предоставляемый налоговыми органами анализ сведений о должниках, коллегия, при участии всех заинтересованных сторон, ежемесячно рассматривала финансовое состояние организаций. Коллективно принимались решения о том, как наиболее эффективно действовать в отношении злостных неплательщиков. В 2000 г. коллегией рассмотрены данные о 77 организациях, принято 65 решений о передаче дел в арбитражный суд.
Вопрос: – Какую роль играет администрация Новосибирской области в процессах банкротства?
В. М. АШИХМИН: – Очень существенную. Без решения областных властей социально значимые объекты сегодня не подвергаются этой процедуре. Если бы администрация области не вмешалась на определенном этапе в обсуждение кандидатуры управляющего на Новосибирском металлургическом заводе, я не знаю, какая была бы у него судьба. Очень важен подбор специалиста и команды, которая будет управлять...
В. П. ДАВЫДОВ, внешний управляющий ОАО «Новосибирский металлургический завод»:
– Администрация должна участвовать в судьбе таких предприятий. Вот обсуждают, выгодно это или не выгодно. Как же «невыгодно»? Если предприятие с первого дня начинает работать и платить текущие платежи – это уже выгодно! Это выгодно для всех. Это – подоходный налог, перечисления в пенсионный фонд и так далее. Это, наконец, и заработная плата рабочим! Это снятие социальной напряженности. Ведь сегодня любой человек у нас живет плохо. Так давайте помогать... А.
Ф. МАТВЕЕВ, начальник Управления по делам о несостоятельности администрации Новосибирской области:
– В Новосибирской области довольно высока концентрация промышленности. Однако в состав областной собственности попали предприятия достаточно мелкие, в основном – сельского хозяйства, строительного комплекса и социальной сферы. Говорить здесь о нормальном развитии довольно сложно: за последние три года строительная индустрия, в частности, практически вся свернула свою деятельность. Основные фонды в этих подразделениях – два вагончика, полторы лопаты и более ничего.
Вместе с тем перечень подобных предприятий еще очень велик. Вот мы и пытаемся определить свою политику, помочь тем, кто социально необходим и действительно требует значительного к себе внимания.
Вопрос: – Что будет с остальными?
А. Ф. МАТВЕЕВ: – В настоящий момент в области создана межведомственная комиссия, которая и решает, сколько и какие из этих предприятий поддержать. Остальные, очевидно, подвергнутся либо процедурам банкротства, либо реорганизации. И таким образом реестр областной собственности сократится.
Вопрос: – Каковы критерии, определяющие включение предприятий в реестр областной собственности, как вы эти критерии получили?
А. Ф. МАТВЕЕВ: – Отраслевики нам говорят, какие предприятия нужны. Положим, в областной собственности из всего строительного комплекса сейчас необходимо сохранить только базовые объекты: известковые и щебеночные карьеры, производство цемента. Вот они должны получить какую-то помощь и остаться. А все остальное пойдет по известному пути...
Вопрос: – Строительство вообще замечательный пример, а если какую-нибудь другую отрасль взять?
А. Ф. МАТВЕЕВ: – Наверняка будут сохранены предприятия социальной сферы. Как мы будем делить аптеки в районах? Альтернативы здесь нет. Конечно, частные аптеки могут возникнуть и возникнут, но должна быть и какая-то социальная часть, дающая гарантии нашим наименее обеспеченным гражданам.
Б. В. КУЗНЕЦОВ, ведущий исследователь Бюро экономического анализа:
– Нас уже 10 лет заставляют жить в рыночной экономике, а мы до сих пор плохо различаем понятия собственника, менеджера, акционера, так называемого «стейкхолдера» или то, что у нас принято именовать местной властью. В процессе банкротства вроде бы должен наказываться собственник, но нигде это не звучит. То ли последний абсолютно не заинтересован свою собственность сохранить, то ли его вообще нет! Даже господин Матвеев о предприятиях, принадлежащих области, спокойно говорит, что да – все ненужные обанкротим. Это же ваша собственность! Вы же должны стараться ее оставить!
Вопрос: – Скажите, пожалуйста, кто же из кредиторов чаще всего инициирует банкротство?
В. М. АШИХМИН: – Я приведу данные за октябрь 2000 г., когда было инициировано 93 процедуры банкротства: 69 раз заявила о себе Инспекция по налогам и сборам и 11 раз – конкурсные кредиторы. Государственные органы, а именно наше агентство, инициировало 12 дел. Таким образом, самые «активные» – конкурсные кредиторы и налоговики.
А. И. АЙДАРОВА, начальник отдела учета и систематизации законодательства и судебной арбитражной практики арбитражного суда Новосибирской области:
– В настоящее время наибольшее количество исков в арбитражный суд было подано именно налоговыми органами. Какие это иски? В основном (если взять 2000 г.) это заявления, представленные налоговыми службами, с требованием признать банкротами «отсутствующих» должников.
В. В. АНТОНОВ, заместитель председателя арбитражного суда Новосибирской области:
– По материалам Высшего арбитражного суда РФ, за пять последних лет налоговые органы передали в суд огромное количество исков, требующих признания должников банкротами. Например, их претензии в 1998 г. составляют 30% от общего числа заявлений, в 1999 г. – уже 38%. Для сравнения: лишь 25% обращений в суд поступает от кредиторов и 19–20% – от самих должников.
Вопрос: – Кто, на ваш взгляд, должен заниматься инициированием дел о банкротстве по праву своего служебного положения или по каким-то другим причинам?
В. М. АШИХМИН: – Я считаю, что государственные органы должны совместными усилиями решать вопросы финансового оздоровления и определять тех, кто неспособен заниматься нормальной хозяйственной деятельностью. Статистика показывает, что с «отсутствующими» должниками обычно выясняет отношения Инспекция по налогам и сборам, а вот что касается «социально значимых» объектов, то на них, как правило, подают заявление в арбитражный суд конкурсные кредиторы. Государство только в исключительных случаях не заинтересовано в подобных процедурах...
В. В. АНТОНОВ: – Фискальные органы – налоговая инспекция и пенсионный фонд – вообще не должны обращаться в арбитражные суды с исками о признании своих должников банкротами. Мне кажется, что налоговые отношения – это все-таки не денежные обязательства в чистом виде, как их понимают в бизнесе. Налоговые отношения представляют собой нечто иное, это специфические взаимодействия подданных и государства. Государство говорит своим гражданам: «Отдайте то, что положено отдать!» И мы отдаем ему, так сказать, «дань». Если установлено, что государство из наших доходов забирает в казну 20%, отдаем эти 20%. Разве это денежные обязательства договорных сторон? Нет. Здесь отношения властные.
На мой взгляд, и налоговая инспекция и пенсионный фонд вполне могут использовать какие-то иные права: арестовать имущество должника и, опираясь на службу судебных приставов, исполнить свои решения постановлением. У них есть рычаги воздействия. Но они почему-то прибегают исключительно к банкротству. Кто, к слову сказать, возбудил дело о несостоятельности того же электродного завода? Пенсионный фонд. Есть еще с десяток таких же историй.
Например, мы приостановили судебное разбирательство, начатое налоговой инспекцией города Бердска в отношении Санаторной корпорации. В корпорацию входят Речкуновский санаторий, курорт Карачи и другие «социально-значимые» объекты. Люди отдыхают! А тут вдруг возбуждается дело по какому-то минимальному поводу. Зачем? Кому-то выгодно их завалить. На этот раз справедливость восторжествовала, и рассмотрение доводов, касающихся финансовой несостоятельности корпорации прекратили, поскольку вышеназванные лечебные учреждения в состоянии вернуть все долги. Но вы только представьте, что это такое, когда санаторий объявлен неплатежеспособным? Это ж ни одну путевку не купят! Значит, пропали объекты социального отдыха! Подобные негативные факты, к сожалению, далеко не единичны. Поэтому фискальным органам, на мой взгляд, следует запретить подавать в арбитражный суд иски с целью признания должников банкротами.
Л. М. ШЕЛЕНГОВСКАЯ, юрист отделения пенсионного фонда РФ по Новосибирской области:
– Мне никогда раньше и в голову не приходило, что пенсионный фонд – фискальный орган! И вдруг я сегодня слышу об этом! Но я думаю, что это, скорее всего, была шутка. Это, во-первых. Во-вторых, если даже налоговой инспекции чего-то там нельзя, то кому тогда заниматься разгребанием всех этих «мусорных» ям? Кто будет препятствовать увеличению числа злостных неплательщиков?
Вопрос: – Может быть, плоха не сама процедура банкротства, а плох механизм ее исполнения?
В. В. АНТОНОВ: – Согласен, но дело все-таки в другом. Выступая в арбитражном суде инициаторами банкротства, фискальные органы нарушают элементарные правовые нормы. Потому что сборы в пользу государства, как я уже говорил, это отношения иного порядка. Однако главная причина даже не в этом, а в том, что государство – само должник! Оно ведь тоже берет взаймы и при этом говорит своим «кредиторам»: «Сперва вы мне мое отдайте, а я вам когда-нибудь, лет через 500, может, тоже верну!»
Это, например, характерно для Новосибирской области. У нас же основная масса предприятий – оборонные. Любой директор вам назовет виды платежей, по которым Государь с ним так и не рассчитался. В этой связи процедуры банкротства, начатые с легкой руки фискальных органов, приобретают не очень красивый морально-нравственный оттенок. Понимаете, когда ты, исполняя Государеву волю, предъявляешь иск и говоришь своим «подопечным»: «Не платите? Я вас уничтожу!», и одновременно не отдаешь им то, что они должны от тебя получить, – вот это проблема! А любой механизм, конечно, надо совершенствовать, в том числе и закон о банкротстве. Для этого, может быть, наша дискуссия и нужна.
Е. А. СОЛОМЕННИКОВА, ведущий научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства СО РАН:
– Я тоже хотела бы заострить ваше внимание на одной закономерности. Она присуща особо крупным предприятиям Новосибирской области. Как правило, это – бывшая оборонка. Их тяжелое положение объясняется отношением к государственному заказу. Были периоды, когда расчеты с ними почти полностью прекращались, но, несмотря на это, наши предприятия «брали под козырек» и продолжали выполнять то, что им было предписано. Иногда госзаказ мог попасть на производство во второй половине года либо вообще к его концу. Ясно, что такое предприятие работало себе в убыток.
И вот его зачисляют в категорию несостоятельных. С чем же мы в результате сталкиваемся? Первая проблема: от предприятия (либо во время самой процедуры банкротства, либо еще до обращения в суд) начинают отпочковываться те подразделения, кто способен функционировать самостоятельно.
Они оформляются под вывесками различных ООО, ЗАО, их наделяют имуществом. Частично туда переходят работники головного завода. Но денег эти новые образования фактически не получают. Несмотря на то, что они вновь созданы и чистенькие, им точно так же тяжело раздобыть различного рода кредиты для того, чтобы укрепить свое положение. Как правило, мы наблюдаем одно и то же явление: если мы банкротим только материнскую компанию и при этом отделяем от нее несколько дочерних структур, то, хотя по всем экономическим расчетам они должны жить нормально, их участь предрешена. Через полгода или годик надо банкротить и их.
Растаскивание основного предприятия на самостоятельные производственно-хозяйственные кусочки – сбытовые, транспортные и многие другие – далеко не всегда дает желаемый результат. Главная причина здесь, на мой взгляд, в пассивности персонала, решившего отправиться в свободное плавание. Очень часто это люди, которые привыкли работать в командно-административной системе. План им составляли свыше, а они были простыми исполнителями. После того как они оказались у руля, им очень трудно перестроиться, осознать себя в новом качестве и начать крутиться так, чтобы дело не погибло.
Возьмем в качестве примера некоторые наши магазины. Казалось бы, сегодня они имеют колоссальные возможности стать высокорентабельными. Однако там, где руководство осталось старой закалки, по-прежнему ждут, когда к ним придут оптовики и предложат продукцию. Они не рассылают своих товароведов и не ищут то, чем могли бы торговать. Точно так же ведут себя и предприятия. Почти везде сегодня на них организован маркетинг. Это либо достаточно разветвленная служба, либо отдел. Ну, как минимум, – группа. А посмотрите, чем они занимаются! Очень часто, когда мы спрашиваем о выполняемых функциях, то слышим, что, оказывается, они помогают «расшивать» дебиторскую задолженность. Вот и вся маркетинговая служба!
Такие примеры, к сожалению, далеко не единичны. Однажды попали на завод, где начальником планово-экономической службы работает женщина-пенсионерка, по образованию химик-технолог. Когда я с ней решила побеседовать, то она пригласила на помощь бухгалтера, поскольку сама не могла понять, чего же я от нее хочу. Вот так, через «переводчика», мы с ней и общались. О какой экономике на этом предприятии может быть речь? Неудивительно, что из-за тяжелого финансового положения оно попадет в банкроты. Далее последуют внешнее управление и прочие прелести...
Игра в поддавки
Вопрос: – В случае намеренного банкротства можно ли эффективно управлять предприятием?
В. М. АШИХМИН: – Конечно, можно. Если приходит команда, которая способна вывести предприятие из кризисного состояния, какая разница государству, кто этим предприятием управляет? Главное, что банкрот работает. Я готов привести в качестве примера Егорьевский карьер, расположенный в Маслянинском районе Новосибирской области. Администрация области участвовала в его преобразовании. В качестве конкурсного управляющего был подобран хороший специалист, живущий в этом же районе. Предприятие перешло в рамках конкурсного производства из государственной собственности в собственность другого владельца. Теперь социальная обустроенность местных жителей поднялась до желаемого уровня, люди обеспечены работой. Поселок, в котором, кроме карьера и школы, ничего нету, в результате деятельности новых руководителей удалось уберечь от полного исчезновения.
Л. М. ШЕЛЕНГОВСКАЯ: – Вы знаете, я бы сейчас под трибуну спряталась. Мы же опытные люди – все, кто этим делом занимается, включая и арбитражных судей. Ведь невооруженным глазом видно, какое из предприятий было обанкрочено преднамеренно. Но ни один из причастных к этому руководителей на сегодняшний день не сидит на скамье подсудимых. Так или не так? Упоминать их имена вслух неэтично. И нельзя. И я этого не сделаю. Не дай Господь! Зачем? У меня внуки, я хочу еще пожить. Чтобы меня потом за это грохнули, да? Даже думать про таких людей небезопасно. Но мы-то их знаем. И знаем, как это делается.
Я думаю, здесь либо правоохранительные органы бездействуют (или так же боятся, как и я), либо несовершенен закон. Но если несовершенен закон, так давайте коллективно его совершенствовать во благо обществу и государству!
В. В. АНТОНОВ: – Собственно говоря, он и так меняется. Первый закон о банкротстве был принят в 1992 г., а следующий – в декабре 1997 г. За этот период установленные нормы и правила, конечно же, сыграли определенную положительную роль. В какой-то степени они стали средством воздействия на должников или партнеров по бизнесу, не выполняющих добросовестно свои обязательства. Вы посмотрите, что в законе написано: три месяца не выплачиваешь определенную сумму, где-то около 20 тыс. долларов, и я могу начать против тебя дело о банкротстве. Это своего рода «дубина». «Дубина», заставляющая уважать договор.
В то же время закон о банкротстве – это регулятор перераспределения собственности. Сами знаете, как все происходило: сначала приватизация, затем в истории с дележом общественных богатств произошел новый поворот, и вот сегодня установленные юридические акты дают возможность говорить о третьем этапе этого процесса. Конечно же, наши законодатели прежде всего пытаются сделать так, чтобы имущество попало в руки толковых владельцев. Правила здесь простые: «Если ты не умеешь организовать бизнес, то его организует кто-то другой».
За эти три года обстановка более или менее стабилизировалась. Как показывает практика, специализированный арбитражный суд, применяя закон о банкротстве, может сыграть и положительную, и отрицательную роль. В первом случае с его помощью мы найдем по-настоящему эффективных собственников. А во втором – суд могут использовать как рычаг мафиозного перераспределения материальных ценностей. И такие случаи есть.
В. М. АШИХМИН: – Чтобы их не было, следует принять меры по совершенствованию законодательства. Например, внести в него изменения, предусматривающие активное участие государства на всех этапах процедуры банкротства. Сейчас важно откорректировать сумму требований, предъявляемых к должнику. Представляется целесообразным поставить ее в зависимость от активов последнего. Необходимо также исключить из закона положение, позволяющее кредитору предлагать на задолжавшее ему предприятие кандидатуру арбитражного управляющего, так как это и ведет к договорным банкротствам.
В. П. ДАВЫДОВ: – Это связано с большим воровством. Ведь вы же понимаете, что это такое. Вот машиностроительные предприятия не смогли бы упасть, если бы правительство их не добивало, обязуя все остатки сырья продавать на биржах.
Однако наш Металлургический завод имени Кузьмина очень спокойно чувствовал себя на бирже. Он, конечно, тоже попал в плохую ситуацию, когда появились у нас не денежные отношения, а «товарообман». У него начали расти долги, прежде всего связанные с уплатой налогов. Завод не выдержал. Лопнуло предприятие.
А ведь какие только методы на заводе тогда не изыскивали для того, чтобы удержаться, обмануть государство. Не секрет, что в этот период было организовано девять закрытых акционерных обществ, полностью разделен коллектив. И все ЗАО накопили долгов – ой-ё-ёй! Ну не так же надо было, в конце-то концов!
В. В. АНТОНОВ: – А вы посмотрите, как трактует закон сумму долга, при которой кредитор вправе обратиться в арбитражный суд с заявлением о признании должника несостоятельным банкротом. Эта сумма настолько мизерная в настоящее время, что в принципе возбудить дело о банкротстве фактически можно в отношении любого предприятия.
Л. М. ШЕЛЕНГОВСКАЯ: – Это 500 минимальных размеров оплаты труда для обычных предприятий и 1000 – для кредитных организаций. Если бы мы на сегодняшний день этой нормой руководствовались, можно было скопом предприятия всей России объявить несостоятельными. Потому что долги на 42 тыс. руб. найдутся у каждого. Но ни у фискальных органов, ни у прокурора (а ему тоже дано по закону право обращаться с заявлением в арбитражный суд) рука на это не поднимется. А если бы кто-то и решился на этот шаг, то арбитражный суд, наверное, обхохотался бы, хотя в рамках закона все нормально, да?
В целом я, конечно, считаю правильным (раз уж так установили!), что каждый кредитор имеет право обращаться с заявлением в суд. Это и налоговая инспекция, и пенсионный фонд, и фонд социального страхования – любой конкурсный субъект из тех, кого мы зачисляем в так называемые «третью» и «пятую» очереди по возврату долгов.
Б. В. КУЗНЕЦОВ: – Если посмотреть на ныне действующий закон глазами кредиторов, то он слишком мягкий. Во всяком случае, шансы коммерческого кредитора что-то получить после того, как заемщик стал банкротом, вообще ничтожны. Однако тот же закон с точки зрения должника слишком жесткий. Мы ведь только что выяснили, что объявить его несостоятельным за какие-то достаточно мелкие вещи можно очень даже просто.
Надо, видимо, как-то определяться с политикой. Либо мы защищаем кредитора, либо мы защищаем должника. Мы не можем защищать того и другого одновременно, потому что это уже полный произвол. Когда арбитражный суд в одном решении – на стороне должника, в другом – кредитора и каждый раз руководствуется своей человеческой совестью, не слишком ли большая нагрузка на совесть?!
А. И. АЙДАРОВА: – Нужно сказать, что до 2000 г. практика ликвидации юридических лиц была следующей: налоговые органы обращались с исками в арбитражные суды, последние принимали решения, причем сама процедура ликвидации возлагалась на налоговиков. Это было связано с тем, что уже в момент рассмотрения спора невозможно было найти ни учредителя обанкротившегося предприятия, ни его руководителей. Поэтому саму процедуру ликвидации осуществлять было некому. Учитывая эти обстоятельства, Высший арбитражный суд в соответствии с законом внес необходимые коррективы: обязательное участие ликвидационной комисии в процедуре банкротства и назначении арбитражного управляющего.
Е. В. ЖУРАВСКАЯ: – Процедура внешнего управления необходима для того, чтобы усилить налоговую дисциплину, провести реструктуризацию или перераспределить активы в пользу более эффективных собственников, что в общем-то и является конечной целью подобного мероприятия.
Однако на самом деле это не так. Детальное изучение данных дает основание предполагать, что процедура внешнего управления используется зачастую просто как механизм защиты от внешних долговых обязательств, а также (и, должна заметить, даже в большей степени) для отсрочки выплат федеральных налогов. Это касается прежде всего крупных предприятий.
Иными словами, вместо ужесточения бюджетных ограничений установление внешнего управления на предприятии приводит, как правило, к их ослаблению. Дело в том, что региональные отделения арбитражных судов иногда находятся под влиянием территориальной власти. Это дает возможность последней назначать внешних управляющих, подконтрольных либо старому руководству предприятий, либо административным структурам области, края или республики. Причем все это происходит на относительно неплохих предприятиях, поскольку именно в таких случаях обязательства предприятий перед федеральным бюджетом и прочими внешними кредиторами могут быть относительно высокими, а значит, им есть что защищать.
Создается абсурдная ситуация, когда предприятие исправно выплачивает региональные налоги, обеспечивает занятость населения, несет на себе большую часть социальных активов, но при этом и федеральные налоги этого предприятия, и его кредиторская задолженность перед внешними заимодавцами заморожены процедурой внешнего управления. И предприятие довольно долго так действует.
Это, конечно, гипотеза, но она подтверждается исследованиями. Интересен такой факт: фирмы, находящиеся под внешним управлением, очень неравномерно распределены по регионам. Например, в трех областях Западной Сибири более 30% всего объема промышленного производства приходится на предприятия, против которых была начата процедура внешнего управления. В то же время есть 24 региона, где предприятия почти ничего не производят, но их никто и не думает банкротить.
Процедуры внешнего управления более часты в регионах с сильной региональной властью, именно там, где федеральные налоговые неплатежи очень высоки, а региональные налоги выплачиваются в полном объеме. Это объясняет, почему частные кредиторы пассивны: они действительно в этой ситуации ничего получить не могут. Причиной этого является не только скрытая от посторонних глаз деятельность внешних управляющих, но и непрозрачность и зависимость судов. Я хочу это подчеркнуть. Также хочу отметить, что влияние региональных властей на процедуры банкротства может не только замедлить реструктуризацию, но и ускорить ее. Все зависит от того, в чем заинтересована региональная администрация.
Наши данные позволяют судить о том, на каких предприятиях инициируются процедуры банкротства, но мы плохо знаем, что происходит с ними потом. А это очень важно.
«Спецназ» нашего времени
В. М. АШИХМИН: – Поэтому нам особо стоит остановиться на профессионалах самого высокого класса, которые этой работой занимаются. Сегодня в процедурах оздоровления экономики происходит объединение усилий государства и антикризисных управляющих. Создано некоммерческое партнерство – Сибирская гильдия профессиональных антикризисных управляющих.
В настоящее время в Новосибирской области активно формируется институт антикризисных управляющих, подготовлено 370 специалистов по антикризисному управлению, 154 арбитражных управляющих первой категории и 32 – второй категории. Контроль за их деятельностью отнесен к компетенции Федеральной службы по финансовому оздоровлению. Утверждено положение об осуществлении сотрудниками федеральной службы надзора за деятельностью арбитражных управляющих.
Конечно, не все и не всегда идет так хорошо, как хотелось бы. В 2000 г. вынесено предупреждение двум управляющим, отозвана лицензия у одного арбитражного управляющего за некачественное исполнение обязанностей.
Вопрос: – Как оценить эффективность работы управляющего?
В. М. АШИХМИН: – Он обязан действовать в рамках законодательства, учитывать интересы кредиторов и должника. Но в первую очередь все зависит от кредиторов. Если их требования выполняются, значит, все нормально и основная задача внешнего управления решена...
В. В. АНТОНОВ: – У нас почему-то скромно умалчивают о том, что арбитражный управляющий – это индивидуальный предприниматель прежде всего. Приведу пример. На одном предприятии назначили арбитражного управляющего, он тут же взял свои личные деньги, внес в кассу этого предприятия и говорит: «Я вам отдал их на хранение, а вы платите мне проценты за это». Самое смешное – получал их! Ну как это назвать? Чтобы подобные факты не могли повториться, следует изменить закон. Я думаю, что должны быть созданы управляющие компании с большим капиталом, которые занимались бы восстанавлением платежеспособности должника.
Б. В. КУЗНЕЦОВ: – Действительно, поскольку мы говорим о том, что механизм банкротства служит переходу собственности от неэффективных владельцев к эффективным, то ключевой момент здесь – прозрачность работы арбитражных управляющих. Процесс перераспределения должен быть виден всем его участникам.
В. Ф. СОБОЛЕВ, директор учебного центра по подготовке антикризисных управляющих:
– Позвольте на конкретном материале представить вам типичного арбитражного управляющего из тех, кто, переступив порог нашего учебного центра, хотел бы получить лицензию на этот новый, неизвестный ранее вид деятельности. По своему статусному положению это в 85–90% случаев директора объединений, чаще всего финансовые.
Среди учащихся преобладают руководители и специалисты инвестиционно-финансовых, юридических и арбиторских компаний, фирм по управленческому консалтингу. Не так давно областная администрация приняла решение отправить к нам на подготовку 50 человек, работающих в фирмах малого бизнеса.
Слушатели выбирают профессию антикризисного управляющего осознанно. Тех, кто рассчитывает на «авось» (мол, выйду на простор, а там видно будет, как закрепиться), очень мало. Как правило, все определили объекты, на которые они планируют попасть, а на этих объектах их намерены взять. Мотивы тех и других понятны: есть компании, которые успешно работают и тем не менее целенаправленно готовят себе команды хватких арбитражных управляющих. Руководители этих компаний понимают, что места, где происходят процессы банкротства, есть не что иное, как точки сверхприбыли. В конечном счете они разрабатывают стратегию и тактику агрессивного бизнеса, связанного с захватом соответствующей части рынка.
Года полтора назад у нас в учебном центре был достаточно заметным процент безработных. Причем безработные самые разные – от директоров крупных заводов и военных пенсионеров (из тех, кто еще в расцвете сил и кому нечем заняться) до биржевых спекулянтов, совершающих в связи с дефолтом перемещение с рынка ценных бумаг на рынок арбитражного управления.
Л. М. ШЕЛЕНГОВСКАЯ: – Арбитражный управляющий должен быть прежде всего личностью. Мы почему-то очень мало говорим об этом, хотя его жизненное кредо имеет очень большое значение. Отрадно, когда во главе предприятия после введения процедуры внешнего управления оказывается человек, который не думает, пользуясь выпавшим на его долю временным промежутком, как украсть все оставшееся. А ведь чаще всего доминирует (давайте называть вещи своими именами) именно этот мотив.
В. П. ДАВЫДОВ: – Расскажу, с чем я столкнулся на Металлургическом заводе имени Кузьмина. Он стоял 9 месяцев. Вы, наверное, представляете, что происходит, когда такой гигант замирает на полгода и более. Людям не на что жить! Поэтому воруют все, что можно своровать, – по винтикам разбирают агрегаты, сдают медь, подшипники и так далее. Плюс ко всему – полностью отключены электроэнергия и газ. А на дворе – ноябрь. Когда меня назначили, было очень страшно, потому что надо было наладить работу предприятия, сделать его платежеспособным и рассчитаться с кредиторами. Им нужно было отдать 450 млн руб.
Разрабатывая план внешнего управления, конечно, мы хотели сделать все по науке. Потому что мощность самого предприятия огромная. Это – переработка 110 тыс. т металла в месяц. Даже работая на 30% мощности, мы спокойно могли бы рассчитываться в течение года со всеми кредиторами. И это сбивало всех с толку: имея такие огромные мощности, да не выйти из банкротства?!
Однако те, кто так думал, не учитывали издержки плановой экономики, когда металлургические предприятия с первым переделом такие, как КМК, Запсиб, уральские заводы, Магнитка и прочие, поставляли заготовку на предприятия с глубоким переделом, каковым и является Новосибирский металлургический завод. Да, в советские времена он получал слябы отовсюду, а как это сделать сейчас, когда потеряно полностью доверие как к партнерам, так и к самому заводу? При полном отсутствии банковских средств заготовку получить вообще невозможно. Представляете, какая ситуация?
Конечно, надо было установить партнерские отношения с теми, кто думает не только о сегодняшнем дне, но и немножко смотрит вдаль. Мы заключили соглашение о поставках с Запсибом. Они обещали 30 тыс. т в месяц. И я смело составляю план внешнего управления. Пишу в нем, что мы в течение года достигаем намеченного уровня. Но обещанные 30 тыс. т заготовок я получил только в августе 2000 г. Я за весь год работы даже по 20 тыс. т в месяц не получал, шло по 18–15 тыс. т.
Ситуация такая: никто вам кредит не даст. Ни под какие гарантии, ни под какие залоги я не мог получить заготовки. Если бы была у меня возможность, я бы под оборотные средства, под тот же сляб взял хотя бы 30 миллионов, и тогда бы поставленная задача постепенно была решена, но...
Понадеялся я было на поддержку правительства. Вошел в так называемый «Класс потенциальных получателей кредитов». В Минэкономики РФ и областной администрации мне дали гарантии. Но у Минфина всегда, наверное, так: вместо денег – вошь на аркане. Поэтому обращаться за льготным кредитом, да еще в таких условиях – пустая трата сил.
А тут уже и конец января – наступает время отчетов. И налоговые инспекторы в обязательном порядке требуют все недоимки уже как текущие платежи, то есть, блокируют всю работу внешнего управляющего. Договориться с налоговиками невозможно. И оспорить тоже невозможно. Совсем можно растеряться в такой ситуации, но выход всегда есть: либо сдаться, либо все-таки победить.
Естественно, выбираешь «победить»! Ищешь огрехи энергосбыта. Работая внешним управляющим, я с энергетиками всегда сужусь и высуживаю очень много за их неразумные действия. Это было не раз. Меня они хорошо знают и так просто на конфликт не идут, а бывает, что и помогают. Они ведь тоже являются должниками. И кого бы вы думали? Газпрома! А Газпрому нужны трубы нашего класса. Мы договариваемся с Газпромом об их изготовлении и поставках. А он включает нам электроэнергию и выступает гарантом. Найти такого гаранта на первоначальном этапе – трудно, конечно, но нам удалось!
Под станами и редукторами жгли костры. Было хуже, чем в 1942 г., когда завод начинал работать. Тем не менее процесс пошел. Газпром заставил поставщиков привозить своевременно сляб. Завод задышал.
Вся проблема в том, что внешний управляющий не защищен. Он беспомощен, когда приходит с проверкой многоуважаемый пенсионный фонд, для которого я, чтобы заплатить вовремя, бьюсь, как селедка об пол. А с ним идет этот самый из налоговой полиции, и против меня заводится уголовное дело за то, что я выбил аванс людям, которые год не получали зарплаты и выходных пособий... Да, я выдал этот аванс, но не заплатил пенсионных. Потом, через два месяца, я стал их отдавать регулярно. Однако уголовное дело на меня все-таки завели... Успели.
Л. М. ШЕЛЕНГОВСКАЯ: – Возникает вопрос, зачем мы это делаем? В частности, зачем пенсионный фонд так вот резко поднимает топор, а потом опускает его на чью-то голову? Да они мне во сне снятся, эти предприятия! Металлургический завод был заводом союзного значения и гремел на весь мир. А сегодня он проходит процедуру банкротства по заявлению пенсионного фонда, так же как и электродный завод, и «Сибирский антрацит».
Извините меня, пожалуйста, господа! Но ведь есть еще и политика. Вы понимаете? Есть еще политика! Не от нас зависящая, здесь присутствующих в зале, и не от меня –совершенно маленького серого клерка. Есть политика, когда тебе диктуют. И мы так уважительно к этой политике относимся, думаем: раз государство, раз органы очень высоких ступеней продиктовали, стало быть, надо так делать. И в результате мы от этого только выиграли.
Зачем мы выступаем инициаторами банкротства? Нам надо денежку собрать! С должников! Для того чтобы сформировать бюджет пенсионного фонда. И чтобы нашим с вами родителям, бабушкам, дедушкам пенсию вовремя принести! Поэтому мы – за макиавеллизм (знаете, что это за теория такая?), когда все средства хороши для достижения цели. В глубине души я против этого. Но куда деваться?! Приходится прибегать абсолютно ко всем средствам.
Если бы на металлургическом заводе не возбудили процедуру банкротства, то он не заплатил бы не только долги, которые он накопил, но даже и текущие платежи. А теперь он текущие платежи за все это время, с момента, когда в 1998 г. началась процедура банкротства, отдает нам тика в тику. Это, ни много ни мало, а пять миллионов ежемесячно. Электродный завод должен пенсионному фонду 103 млн руб. Этих денег достаточно, чтобы выплатить месячную пенсию всем пенсионерам Новосибирской области (а их у нас 700 тысяч!). Вот какая это колоссальная сумма. Мы их, эти денежки, по крохам собираем. По крохам!
Б. В. КУЗНЕЦОВ: – Все-таки не очень ясны типичные мотивы участвующих в банкротстве агентов. Чем они руководствуются? То, что кредиторы из пенсионного фонда заботятся о старушках, – это я понял. А вот те остальные, кто инициирует банкротство, они-то что с этого хотят поиметь? Существуют ли какие-то разные виды таких исков? На что, скажем, рассчитывают «старые» собственники, когда доводят дело до банкротства? Почему они не решают эти проблемы во внесудебном порядке? Почему львиная доля банкротств инициируется государственными служащими? Я полностью согласен с теми, кто считает это ненормальным.
В остальном мире процесс банкротства затевают, как правило, частные кредиторы, когда не могут по-другому вернуть свои деньги. А у нас таким способом налоговые ведомства собирают недоимки. Можно, конечно, ответить на вопрос, почему частные кредиторы не хотят доводить дело до банкротства и редко его инициируют. Надо бы понять, всегда ли это так, и если они его инициируют, то чем руководствуются?
С трудом верится, что государство может избавить от всех бед: мол, только оно защитит, и все должно быть государственным. Последние 10 лет это не очень подтверждают. Иногда, наверное, даже и лучше, если государство, а не суд, будет назначать внешних управляющих. Может, государственные управляющие в чем-то и превосходят частных. В наших условиях чаще всего так оно и есть. Но главное здесь все же не это.
Арбитражных управляющих надо знать в лицо. Хороших, плохих, разных. Более того, должен произойти переход от индивидуалов к фирмам. Потому что это надо быть незаурядным и героическим человеком, чтобы в одиночку прийти и составить план вывода предприятия из кризиса и его же в одиночку реализовать. В других странах есть конторы, разные специалисты, юристы, экономисты, технари, которые профессионально занимаются созданием антикризисных программ. Они ведут не одно предприятие, а несколько. Арбитражный управляющий там все время имеет консультационную поддержку от своей фирмы. Более того, эта фирма обладает финансовыми ресурсами и может обеспечить на первых порах оплату этого арбитражного управляющего из своих фондов.
У меня сложилось впечатление, что внешнее управление в нашей стране – это тупик. Оно не в состоянии решить проблемы предприятия. Потому что прийти на предприятие и сразу же отдавать все текущие платежи – нереально. В 90% случаев это просто сделать нельзя. Нужны стартовые капиталы, деньги, те же оборотные средства или что-то еще, чтобы начать восстанавливать производство.
Мне непонятно, каким образом управляющие выкручиваются из этих тисков. Я подозреваю, что они эти деньги все-таки получают каким-то образом, от кредиторов, или как-то еще. Ну не могут же все ходить по кабинетам и вышибать льготы, кредиты и так далее. Как они получают эти деньги, каким образом вообще физически можно сдвинуть с мертвой точки производство и одновременно выплачивать долги?..
Встречу за «круглым столом» организовали: Российская программа экономических исследований; ОО «Союз юристов»; Федеральная служба финансового оздоровления; администрация Новосибирской области.
Подготовил М. Е. ХЕНКИН
* Проект поддержан грантом Института «Открытое общество» (JAC015), www.osi.ru. Окончание. Начало см.: ЭКО. 2001. № 1.
 |
 |
 |