Очередной каток реформ грозит пройтись по образовательному комплексу России. В связи с этим в конце января 2001 г. редакция «ЭКО» провела встречу за «круглым столом», в которой участвовали специалисты из системы высшего и среднего специального образования, общеобразовательных школ, ученые. Оговоримся сразу: среди участников этой встречи не было представителей общеобразовательных учреждений из глубинки – небольших городков, сел и деревень. Поэтому картина получилась гораздо более благополучной, чем это есть на самом деле.

Обсуждались следующие вопросы.

• Насколько обоснованно проведение сегодня реформы системы образования?
  
• Каковы сильные и слабые стороны советского и российского школьного и вузовского образования?
  
• Какие принципиальные положения должны быть положены в основу реформы системы образования, по какому пути она должна пойти?
  
• Должен ли соблюдаться принцип бесплатности образования – и в школе, и в вузе? Не приведет ли введение платного обучения к снижению уровня образования выпускников?
  
• Каким должен быть «образовательный минимум» для нашего юношества? Всеобщее среднее образование – недопустимая роскошь для демократической России или все-таки необходимость?
  
• Как вы оцениваете реформу, предложенную правительством? Какими могут быть последствия такой реформы для системы образования страны?

Предлагаем вниманию читателей материал, подготовленный по итогам встречи.

«Не с той стороны наше правительство взялось за реформирование»

Н. С. Диканский, ректор Новосибирского государственного университета, член-корреспондент РАН:
– Слово «реформа» стало у нас нарицательным. Многих от него, что называется, «кондрашка хватает», поскольку предыдущий этап реформ в целом был разрушителен для страны. Услышав о том, что где-то что-то собираются реформировать, многие прикидывают, чем это им грозит и что за этими реформами на самом деле кроется. Так, в эпоху ранней перестройки неоднократно пытались реформировать и образование, и науку. Итоги печальны. У нас погиб ряд научных школ, разрушены многие академические научно-исследовательские институты в Москве и Ленинграде (правда, в Сибири ситуация в науке лучше). Поэтому реформаторы, на мой взгляд, должны руководствоваться принципом: «Не навреди!».

Новосибирский государственный университет (НГУ) имени Ленинского комсомола создан в 1959 г. как важнейшая и неотъемлемая часть Сибирского отделения Академии наук СССР (ныне – Российской академии наук). В 1984 г. НГУ награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Главные принципы организации учебного процесса в НГУ – тесная интеграция образования и науки и непрерывная подготовка кадров – от физико-математической школы для учащихся выпускных классов, открытой в 1962 г., к университету, аспирантуре, докторантуре. На ежегодных олимпиадах отбирают талантливых школьников, которые обучаются в специализированной школе-интернате и затем поступают в НГУ. Эта система, основанная академиком М. А. Лаврентьевым, пользуется мировой известностью. Обучают студентов преподаватели, активно работающие в 43 научно-исследовательских институтах СО РАН. Обучение ведется на базе углубленной математической подготовки студентов всех специальностей. НГУ одним из первых в стране ввел широкую программу применения средств вычислительной техники и современных информационных технологий. Завершающий этап обучения, специализация, проходит на базе научно-исследовательских институтов СО РАН.
Диплом Новосибирского государственного университета свидетельствует о получении образования международного образца самого высокого уровня. Девиз НГУ: «Сегодня в науке – сегодня в университете!».

В начале перестройки у нас сильно ругали систему образования. Особенно усердствовали в этом те, кто называл себя демократами. Сейчас говорится обратное: наша школа и наши вузы, оказывается, замечательные! Оказывается, они работали на весьма хорошем уровне! Но... все равно эту систему надо реформировать! Стоит появиться новому правительству, как у него возникают позывы к реформированию...

Встает вопрос: есть ли у правительства в настоящий момент средства, чтобы проводить такую реформу? Ведь реформирование без финансовой базы обернется разрушением.

Все понимают, что финансовое обеспечение реформы невозможно. В таком случае правомерен вопрос: кому и зачем нужна эта реформа?

Ясно, что любая система требует модернизации. Посмотрим с этой точки зрения на то, что предлагает министерство.

Смысл предлагаемой реформы средней школы состоит в переходе на двенадцатилетнее образование с ранней ориентацией учеников на изучение гуманитарных дисциплин, точных наук... То есть на раннем этапе произойдет разделение людей по наклонностям. Далее молодой человек сдает экзамен на основе единого по всей России теста и посылает свои результаты в любой вуз страны. Короче говоря, все происходит, как в американской системе образования. Университеты, отобрав кандидатов, направляют им приглашения. Абитуриенты выбирают вузы из того спектра учебных заведений, которые предложили им свои услуги. Обучение в высшем учебном заведении финансируется за счет государственного именного финансового обязательства (ГИФО). Абитуриент «приносит» с собой в вуз деньги в виде этого обязательства, которое может быть использовано в качестве платежного документа для финансирования университета.

Идея в финансовом плане вроде бы разумная, она уже используется в Казахстане, где каждый абитуриент, поступивший учиться в тот или иной вуз, должен «принести» с собой две тысячи долларов.

Но на съезде ректоров высших учебных заведений, недавно прошедшем в Москве, собравшиеся решительно высказывались против этой системы. Почему? Да потому, что все уверены: государство обманет, и вузы не получат все средства, предусмотренные ГИФО! Мы перейдем на новый порядок работы, наберем студентов, но платить по счетам будет нечем...
Нет доверия к власти!

Думаю, что оно появится нескоро, ибо система образования все последнее время реформ финансируется недостаточно, и лишь в 2000 г. разрыв между тем, что вузы должны получать и что они получают, начал сокращаться. Так, НГУ по всем статьям, кроме зарплаты и стипендии, которые составляют небольшую долю в общих затратах университета, много лет вообще не финансировался. Но, не дав на эти цели денег, нас заставляли оплачивать коммунальные услуги. Мы были вынуждены ремонтировать здания, используя так называемые внебюджетные средства. По сути дела, вузы зарабатывают деньги и инвестируют таким образом государственную казну.

В связи с таким положением численность платных студентов во многих высших учебных заведениях страны уже сопоставима с той группой, которая учится бесплатно.

Как это влияет на качество обучения? Однозначно можно утверждать, что “платные“ студенты значительно слабее, чем те, кто прошел конкурсный отбор и обучается за счет бюджета. Платность образования у нас неминуемо ведет к девальвации дипломов. Но наличие «платных» студентов помогает вузам выживать и обучать тех, кто прошел конкурсный отбор. Да и ребята, которые обучаются платно, все-таки заняты полезным делом. Не будь
этого, многие из них попали бы в сомнительные компании и во всевозможные переделки.

Эта тема не очень широко звучит на заседаниях, в прессе. Там в основном говорится о том, что в России стало больше студентов. Собственно говоря, система образования – единственная отрасль, которая внешне сохранилась за время перестройки. Но остановленная промышленность, разваливающиеся научные школы – все это привело к падению уровня образования, поскольку без взаимодействия с ними нельзя воспитать хорошего специалиста.

Зачастую высшие учебные заведения вынужденно идут на открытие филиалов, не имея необходимых предпосылок для этого. Я знаю вуз, у которого сорок филиалов! У нас в Новосибирске есть филиал МГИМО. Но это не означает, что здесь много дипломатов, специалистов в области международных отношений, наконец, существует научная школа этого направления...

Теперь о других составляющих программы. Единый всероссийский экзамен-тест абсолютно неприемлем для ведущих вузов страны. На его введение в условиях, когда разница в уровне подготовки абитуриентов очень велика, ведущие вузы не согласятся. Я уверен в этом, поскольку обсуждал сложившуюся ситуацию с ректорами ведущих университетов страны.

Конечно, должен быть единый государственный образовательный стандарт, которого надо придерживаться. При этом в нестандартных вузах должна быть и нестандартная система отбора.

П. В. Лепин, ректор Новосибирского государственного педагогического университета, доктор педагогических наук: – Я решительно против реформы системы образования в том виде, как это предлагается сегодня. Возьмем систему набора студентов по результатам единого тестирования. В педагогический вуз должны приходить люди, которым, кроме знания отдельных дисциплин из школьного курса, необходимо обладать целым набором личностных качеств. Одни закладываются в человеке еще в детские годы, другие относятся к врожденным качествам. Это умение четко и ясно излагать свои мысли на хорошем русском языке, коммуникабельность и т. д. Если человек даже семи пядей во лбу, что называется, но у него нет педагогического дара, ученики его просто не будут слушать.

В 2000 г. исполнилось 65 лет крупнейшему педагогическому вузу Сибири – Новосибирскому государственному педагогическому университету. В год своего 50-летия он награжден орденом Трудового Красного Знамени.
В 1993 г. институт преобразован в Новосибирский государственный педагогический университет, занимающий по числу преподавателей и студентов третье место среди педагогических вузов России. На дневном и заочном отделениях обучается 11 тыс. студентов. Работает 40 аспирантур, 6 диссертационных советов – по защитам кандидатских и докторских диссертаций. В аспирантурах университета обучается более 500 аспирантов и соискателей.
В составе НГПУ 12 факультетов, 2 института, подготовительное отделение. НГПУ активно сотрудничает с образовательными учреждениями многих стран. Одно из приоритетных направлений его работы – организация научно-исследовательской деятельности студентов. Действует более 130 кружков и проблемных групп. НГПУ – координатор проведения областных студенческих и ученических олимпиад.

В последние годы наши выпускники свободно конкурируют на рынке труда, работают в разных отраслях. Но наш вуз педагогический, и нам хотелось бы отбирать студентов все же на конкурсной основе.
Финансирование высшей школы, на мой взгляд, должно быть разноуровневым: бюджетное (государственный заказ), заказ конкретных фирм, учреждений и отраслей и, наконец, финансирование частное, когда человек выбирает программу обучения, а мы должны обеспечить ее выполнение.

Конечно, мне не нравится попытка опять поставить учреждения образования страны в четко очерченную колею. Попытка заставить делать так – и не иначе. Думаю, что должен быть государственный образовательный стандарт, а дальше мы можем работать, разрешая проблемы без вмешательства центральных органов.

Сегодня ощущение такое, что образование – кусок, на который кидаются все созданные государством в последнее время органы контроля и досмотра. Поэтому понятны призывы, прозвучавшие на съезде ректоров в Москве: освободите высшую и среднюю школу от поборов в госказну и дайте ей возможность хотя бы более-менее устойчиво развиваться. Мы найдем варианты, как это сделать.

Высшие учебные заведения страны могли бы качественнее и эффективнее работать, если бы в системе образования было меньше чиновников. Почему бы не сосредоточить решение определенного круга наших вопросов в федеральных округах?

В том же Новосибирске работают Сибирское отделение РАН, Новосибирский государственный университет, двадцать государственных вузов, десять негосударственных. Большинство наших вопросов можно было бы решать в округе, создав совет, принимающий решения, которые бы министр утверждал. Пусть этот совет будет не в Новосибирске, а в Томске, другом городе Сибири, все равно это будет дешевле. Пока же мы подкармливаем чиновников столицы. Чтобы получить чью-то подпись в Москве, я как управленец должен найти 10–12 тыс. руб. командировочных, а в придачу еще сама подпись может стоить десятки тысяч рублей.

А. И. Валишев, директор Высшего колледжа информатики НГУ: – Я представляю особую область образования – среднеспециальное. Мы находимся «между» учреждениями общего и высшего образования. Несмотря на то, что мы учим информационным технологиям, в последние годы молодежь все-таки стремится поступить не к нам,
а в вуз.

Высший колледж информатики НГУ (ВКИ НГУ) – структурное подразделение Новосибирского государственного университета. Он осуществляет профессиональную подготовку в области информационных технологий на базе 9-х классов средней школы. Колледж – государственное среднее профессиональное учебное заведение. Окончившие его получают диплом техника-программиста.
Образовательный процесс основан на принципах непрерывного образования. Школьники, начиная с 5–6-х классов, принимают участие в воскресной, летней, заочной школах по информатике и программированию. Регулярно проводятся конкурсы и олимпиады по информатике. Колледжем в ряде школ региона созданы авторизованные учебные центры.
После двух первых лет обучения студент получает аттестат о среднем полном (общем) образовании. Дальнейшее обучение возможно в НГУ или в Высшем колледже. После двух лет обучения в ВКИ НГУ или на факультете информационных технологий НГУ студент может защитить диплом о среднем профессиональном образовании, а затем, после трех лет обучения на факультете информационных технологий НГУ либо ускоренного обучения в других вузах, с которыми у ВКИ НГУ заключены договоры о совместной образовательной деятельности, выдается диплом о высшем профессиональном образовании.

Дело в том, что работодатели, владельцы частных фирм, предпочитают брать выпускников высших учебных заведений, хотя для работы зачастую не требуется и того объема знаний, который дают техникумы. Рынок труда насыщен молодыми людьми с высшим образованием, и наши ребята на нем остаются невостребованными. Подавляющее число наших выпускников не работает по специальности, полученной в колледже.

Большинство выпускников колледжа стремится поступить в Новосибирский государственный университет. Но по итогам прошлого года всего 10% это удалось. Ребята идут в другие вузы города, поэтому среднее профессиональное образование «оголяется». В нашем колледже к моменту выпуска остается приблизительно треть от числа поступивших на первый курс.

Получается так, что учреждения среднего специального образования поставляют абитуриентов для системы высшего образования, а не специалистов для секторов экономики. Увеличение длительности обучения в школах до 12 лет скажется на нашей системе отрицательно. К нам будут поступать либо еще недоучившиеся школьники, дети, по сути дела, либо уже взрослые люди после 12-го класса. Наши проблемы в связи с этим многократно усложнятся.

А введение единого теста приведет к еще большей коррупции в системе образования.

С. В. Ковалев, директор школы № 162, Новосибирск: – Две самые важные, на мой взгляд, проблемы, о которых уже говорили здесь, таковы. Первая – финансирование. Откуда брать деньги и куда эти деньги потом уйдут? Вторая – унификация образования. И если к отсутствию денег мы начинаем привыкать, где-то их ищем, просим, берем, в конце концов, у родителей, то разговоры при этом еще и об унификации учреждений образования раздражают необыкновенно.

Средняя школа № 162 была открыта в Академгородке Сибирского отделения РАН в 1961 г. В 1976 г. получила статус школы с углубленным изучением французского языка. Среди 100 штатных учителей школы один заслуженный учитель России, три дипломанта Фонда Сороса, 12 отличников просвещения, один кандидат наук, 29 учителей высшей категории.
Школа является базовой по обучению иностранным языкам для Новосибирского института повышения квалификации работников образования. На базе школы и Специализированного учебно-научного центра имени академика М. А. Лаврентьева НГУ созданы профильные физико-математические классы, девятый год успешно работают экономико-управленческие классы. Начиная с 6-го класса вводится второй иностранный язык (английский). В вузы поступают не менее 90% выпускников.

Лет десять назад стало появляться множество самых разных образовательных учреждений, образовательных программ. В конце концов их стало слишком много, и единое образовательное пространство разрушилось: прежнее развалилось, а новое не создали. Введение государственных образовательных стандартов хорошо, хотя бы потому, что будет понятно, что и сколько должен знать каждый ученик. Но вслед за этим идет попытка отобрать у школ механизм достижения этих самых образовательных стандартов! Хочется учить детей – делай так, как предусмотрено государством, а если ты организовал работу в школе иначе, не типовым методом, то такая школа будет закрыта.

Существует, например, промежуточное звено между школой и гимназией. Оно так и называется – школа-гимназия. Теперь это запрещается: или школа, или только гимназия... Понятно, что между ними существует концептуальная разница, и чтобы перейти с одной стадии на другую, из одного качества – в другое, необходим
промежуточный этап. Но он исчез...

Обидно и за систему высшего образования. Традиционно многие десятки лет в России и Советском Союзе складывались особые, необычные высшие школы. Новосибирский государственный университет, скажем, не то, что педагогический университет, потому что у них разный подход, они решают разные задачи. Педуниверситет новосибирский – не то, что томский и т. д. Попытка все высшие учебные заведения унифицировать абсолютно абсурдна и вредна.

А что касается единого теста, то он в России технически невозможен. Причин много, начиная с элементарной коррупции, попыток подкупа тех людей, которые будут зашифровывать эти тесты, – заканчивая элементарной разницей в часовых поясах, при которой любой человек, живущий в другом часовом поясе, может позвонить во Владивосток или Хабаровск и узнать, что там решали.

Предположим, технические трудности непринципиальны. Но принципиальна попытка причесать всю систему образования под одну гребенку. Это ненормально, неправильно и нехорошо.

Третий столп предлагаемой образовательной реформы - двенадцатилетнее образование. Трудно понять, зачем оно вообще нужно. Непонятна даже задача, которую преследуют его апологеты. Помните, ввели одиннадцатилетку? Мы до сих пор на нее переходим. Введут двенадцатилетку – мы на нее лет двадцать будем переходить. Зачем? Чтобы юношу из школы сразу отправить в армию, а девочку сразу выдать замуж? Чтобы школа их оберегала до этого переходного момента? Школе это не под силу! У нее на это просто нет денег.

Государство спихивает общегосударственную проблему на школу...
А что дальше?

Попытки таким образом реформировать систему образования напоминают сумасшедший дом! До сих пор нам удается давать ребятам достаточно качественное образование, несмотря на то, что проблемы, конечно, были, есть и будут, куда же без них? Но государственные чиновники, видимо, вознамерились разрушить образовательный комплекс в угоду западным стандартам, в то время как на Западе начинают перенимать наши образовательные схемы, модели. Таким способом через «реформирование» они пытаются отбросить назад ту систему, в которой сами получили хорошее образование.

Николай Сергеевич Диканский правильно говорил о недоверии правительству. В связи с этим я вспомнил свой актовый зал. Летом мы добросовестно развалили его, а денег, обещанных на ремонт, не получили... Он так и стоит разваленный, потому что ремонтировать его не на что. Завтра приду в школу и напишу лозунг: реформа зала продолжается!

С. Н. Коваль, заместитель директора по научной работе школы-колледжа № 130, Новосибирск: – У меня складывается такое ощущение, что школа начинает адаптироваться к существующему порядку вещей. Что бы ни происходило, она как была стабильна в плане существования классно-урочной системы, а также десятилетнего образования, так и остается. Когда и каким образом можно ввести двенадцатилетнее образование, для меня остается загадкой. Декларировано, что с 2003 г. мы начнем обучать детей по двенадцатилетней программе. Сейчас на дворе 2001 г., значит, уже сегодня учителям надо знать, по каким программам и учебникам мы будем учить детей, кто и каким образом подготовит учителей к нововведениям.

Средняя школа № 130 с углубленным изучением английского языка – старейшая школа новосибирского Академгородка. Она стала первой школой с преподаванием ряда предметов на английском языке в Новосибирске, впервые в стране здесь были организованы профильные классы с углубленным изучением математики, физики, естественных и гуманитарных дисциплин, в 1970 г. появился первый компьютерный класс. По опросам международной программы образования в области точных наук школа была включена в тридцатку лучших школ России, ежегодно ее ученики занимают наибольшее число призовых мест на областных олимпиадах. В 1993 г. она стала образовательным учреждением нового типа – «школа-колледж».
Выпускники школы успешно поступают в вузы на самые престижные специальности. Так, в 1999–2000 гг. из 95 выпускников 93 поступили в вузы, в том числе
в НГУ – 73.

Это проблема не только педагогического вуза, ведь если мы посмотрим статистические данные школ, прошедших аттестацию на статус, т. е. тех школ, где уровень образования довольно высок, то увидим, что средний возраст учителей здесь – 45–48 лет. Это в основном женщины, для которых 55 лет – предельный возраст для продуктивной работы с детьми. Состав преподавателей школ в последние годы не обновляется и с каждым годом «среднестатистический» учитель становится старше и старше... В связи с этим очень интересно, а где у нас работают выпускники педагогических вузов? Куда они уходят после получения дипломов?

Вопрос: – Петр Вольдемарович, ваш педагогический университет ежегодно выпускает около полутора тысяч студентов. Сколько процентов из них идет в школу?

П. В. Лепин: – В 2000 г. около половины студентов стали работать в системе образования. Но 200 человек из них ушли сразу же, в течение сентября.
Н. С. Диканский: – Согласно статистике, если молодой специалист работает по специальности только 1–2 года, то это ведет к катастрофическому спаду численности квалифицированных специалистов в отрасли...
С. Н. Коваль: – Учитывая все сказанное выше, хочется спросить: а в чем вообще заключается предлагаемая реформа, какова ее цель? Растянуть процесс обучения? Стандартом закреплен тот минимум знаний, который должна давать школа. Следовательно, введение двенадцатилетнего школьного образования предполагает либо создание новых стандартов образования, либо растягивание еще на год тех программ, которые у нас есть. Разумно ли это? Вряд ли!

Вот говорят, что дети у нас перегружены. А кто-нибудь спросил об этом самого ребенка? Кто-нибудь исследовал, в чем, собственно говоря, состоит эта перегрузка? В качестве аргумента приводят повышение заболеваемости среди детей. Но мне кажется, что в этом виновата не школа. Посмотрите на детей, которые приходят на занятия. Многие из них элементарно недоедают, не имеют дома нормальных условий для отдыха.

Реплика: – Это даже в «элитарных» школах, таких, как 130-я?

С. Н. Коваль: – Но мы же в основном набираем детей на конкурсной основе. А это дети научных сотрудников Сибирского отделения Российской академии наук, людей с
соответствующими доходами... Поэтому если есть у государства деньги на реформу, то, может быть, начать ее с того, что накормить детей? Накормить того же учителя?

Предположим, приходит к нам в школу молодой человек, студент, закончивший университет с «красным» дипломом, талантливый специалист. Школа его готова на руках носить, лишь бы он у нас задержался. Он берет нагрузку восемнадцать часов, что составляет ставку и что молодой еще неопытный специалист вести в силах, чтобы качественно подготовиться к урокам. Но жить на ту зарплату, которую он получает при этом, невозможно. Ставка учителя – 335 руб. в месяц, т. е. это около трети прожиточного минимума! Ставка учителя высшей квалификации – 600 руб. Можно работать не на одной ставке, как приходится поступать большинству учителей, но качество преподавания от этого страдает.

Не с той стороны взялось за реформирование наше правительство...

Нужно ли что-то реформировать в школе именно сегодня – над этим следует хорошенько задуматься. Столько веков стоит классно-урочная система, столько веков российское образование работает на высоком уровне – и вдруг все это предлагается разломать!

А ведь есть серьезные вещи, над которыми действительно стоит задуматься ответственным людям именно сегодня, а то будет поздно. Вот мы заинтересовались судьбами своих выпускников, которые еще в школе обнаружили большие способности, закончили лучшие вузы страны, в том числе Новосибирский государственный университет. Поскольку наша школа находится в Академгородке Сибирского отделения Российской академии наук, то традиционно выпускники такого уровня после университета шли в науку. Мы прогнозировали им успешное будущее. Так вот почти все (за исключением считанных единиц) талантливые выпускники последних лет находятся за пределами нашего государства!

Это, безусловно, катастрофа для страны – и... поле для реформ.

Т. Л. Чепель, доцент Новосибирского государственного педагогического университета: – Действительно, предложения о реформировании абсолютно не подготовлены. Никто не объяснил, зачем вводится двенадцатилетнее образование. Разговоры о том, что это необходимо, чтобы снять перегрузку школьников или чтобы догнать остальной мир, интегрироваться в мировое сообщество, вряд ли могут устроить специалистов.

Этот переход и технологически не готов. Высказывается надежда на то, что из-за грядущей демографической «ямы» высвободятся учителя, которые смогут работать с вновь образовавшимися классами. Но учителя высвободятся в первых–третьих классах, а нам нужно учить 11–12-е классы... Да и классные комнаты высвободятся только для начальной школы.

Я думаю, на это «реформирование» затратят много сил, а последствия будут самые печальные. Поэтому общественность должна повлиять на правительство и добиться отказа от этих планов, тем более что по последним выступлениям министра можно почувствовать: его решимость несколько ослабла.

Сейчас школе не до реформирования. В условиях системного кризиса в стране об этом надо забыть. Надо добиться того, чтобы систематически исполнялся Закон об образовании, где зафиксировано и государственно-общественное управление, и вариативность, и отсутствие унификации, и демократизм школы, и гуманизация процесса обучения...

«Мы утратили многие сильные позиции нашей системы образования»

Н. С. Диканский: – Если сегодня провести единый тест, соответствующий требованиям экзаменов 1980 г. по физике, математике, химии, то многие выпускники провалятся. Я согласен, что свободы для выражения собственного мнения стало больше, если это имеется в виду под гуманизацией школьного процесса, но как в век научно-технического прогресса страна собирается обойтись без знания школьниками математики, физики, химии, биологии, непонятно! То, что сделали с этими дисциплинами, – преступление! При этом вряд ли стало лучше знание литературы...

Т. Л. Чепель: – На мой взгляд, лучшая школа у нас была в 60-е годы. К 80-м годам мы многое потеряли. По исследованиям психологов, в эти годы школа страдала процентоманией, которой прикрывалось низкое качество работы. Лишь 10% школьников испытывали интерес к обучению. Шел отток творческих кадров из школы. Школа строилась на трех «Е»: единоначалие, единообразие, единомыслие. От этого удалось уйти. Пришли к вариативности образования, к разным типам образовательных учреждений. Удовлетворяются образовательные потребности людей разных религий, разных национальностей, разного уровня способностей. Обучение в школе-гимназии сегодня дает возможность поступить в тот же НГУ без репетиторства. А в прежние годы между школой и университетом зачастую стоял репетитор.

Потеряли ли мы что-то за эти годы? Да! Мы потеряли многое, в том числе частично утрачены и традиции русского учительства, преданного своему делу, не прагматичного. Часть этих людей сегодня ушла из школы. Я считаю, что все разрушительные последствия были связаны с тем, что «ягодинская» реформа начала 90-х годов не была доведена до конца, что школа и система образования в целом потеряли нормальное финансирование, и ослабевшая государственная власть не смогла осуществлять даже государственно-общественный характер управления. В Законе об образовании предусмотрено финансирование системы образования на уровне 10%, а мы даже 4% еще не имели!

П. В. Лепин: – И мне пришелся по душе конец 80-х годов, когда во главе отрасли стоял министр Г. А. Ягодин. Мы широко обсуждали педагогические инновации, как в школе, так и в вузах. Тогда же появилась свобода педагогической мысли, что общественность ощутила. Может быть, что-то было потеряно в качестве образования, но наша педагогическая школа сохранена вопреки всем разрушительным событиям последних лет. На мой взгляд, нам удалось многое за эти годы и приобрести. Так, сегодня мы не мыслим учителя-предметника без знания иностранного языка. Я с гордостью говорю о том, что на нашем историческом факультете изучаются японский, китайский и английский языки. Наши студенты участвуют в конкурсах и показывают отличное знание восточных языков.

Мы имеем возможность внедрять новые технологии, например технологию открытого образования. Мы вплотную подошли к проблеме мониторинга качества своего образования. Вузы стали больше сотрудничать – в регионе, в стране, завязали контакты с зарубежными институтами.

В последние годы более успешно развивается научная деятельность в педагогических вузах. Так, у нас появились ученые советы по методике преподавания, педагогике, психологии, открыты аспирантуры. Возможность вести научную работу позволяет «приживаться» в нашем вузе выпускникам других университетов, в том числе классических.

Но все последние 15 лет мы работали, по сути дела, за государство, за правительство, выполняя вместо них функции финансирования высшей школы. Возможно, чиновники из правительства хотели развалить высшую школу, а мы ее сохранили...

Л. Г. Борисова, доктор социологических наук, профессор кафедры управления Новосибирского педагогического университета: – Мы изучали учительство середины 60-х, 70-х, 80-х и середины 90-х годов. Социологи привыкли к тому, что материальный фактор играет чрезвычайно важную роль в развитии любого социального процесса. Тем не менее в начале 90-х годов, при всем нашем обвале, обломе, при всей нашей разрухе (или реформе?), несмотря на обнищание учительства, был зафиксирован резкий всплеск творческой активности. Я могу перечислить десятки инновационных проектов, которые осуществляются в школах сегодня.

За счет какого ресурса это стало возможно? Думаю, за счет ресурса свободы. Этот ничего не стоящий ресурс вдруг дал возможность людям сделать то, на что они, может быть, и не надеялись. Снятие жесткого административно-командного напора позволило многим педагогам раскрыться совершенно неожиданно при том же хлебушке насущном.

Есть еще один ресурс, который тоже ничего не стоит, но пока нашими властями мало используется. В анкетах, распространяемых среди учителей, мы задаем им вопросы относительно наград, грамот и других знаков отличия, которые они получили за свою учительскую деятельность. И вот что интересно: как имели поощрения в 60-е годы 8% учителей, так примерно и до сих пор остается (в 70-е годы – 9, в 80-е – 10, а в 90-е годы – 11%).

Реформа провозгласила так называемую гуманизацию образования. В связи с этим мы обследовали около трех тысяч выпускников школ. На вопрос: «Что тебе больше всего нравится в школе?» – всего лишь 10% выпускников ответили: уважение к личности ученика и возможность самовыразиться! Всего лишь эти 10% почувствовали первые плоды реформы! Продолжается процесс механического заполнения памяти ребят знаниями, несмотря на то, что у учителей появилась возможность творить...

В. И. Молодин, заместитель председателя СО РАН, академик: – Я думаю, что наша встреча очень полезна, поскольку проблема образования сегодня стоит чрезвычайно остро. По существу, для государства это, наверное, самая главная проблема.

По долгу службы я в Сибирском отделении РАН курирую проблемы образования. Мы тесно работаем и с нашим университетом, и вообще с высшей школой, потому что наука и образование – две составляющие одного процесса, и одна без другой просто не могут существовать.

Недавно я выступал перед ветеранами своего района и узнал, что в районном отделе образования нет ни одного заявления с просьбой устроить на работу в школу. Если уж в Академгородке их нет, можно себе представить, что делается в сельских школах. Преподаватели постепенно покидают школы, учителей-энтузиастов становится все меньше, они просто вымирают или уходят на пенсию. А молодежь в школы не идет. Мы практически уже потеряли, с моей точки зрения, учителя. А это ведет к тому, что у нас не будет ни физиков, ни математиков, ни историков, ни врачей...

Обретение свободы человеком вряд ли можно считать достаточным итогом реформы системы образования. Я каждый год бываю в экспедициях в «глухих» уголках нашей страны, вижу, как живут сейчас ребятишки на селе, как они учатся. И кроме как разрушительными реформы, если они все-таки были, назвать не могу. Причем это не только «заслуга» широко известного Е. Т. Гайдара. В это время были и другие люди, которые внесли свою «лепту» в развал образования.

Мы уже утратили многие сильные позиции нашей системы образования. Их, кстати, теперь культивируют на Западе. В первую очередь я имею в виду системность образования, его содержательность.

Утрачено еще одно очень важное свойство, присущее раньше нашей школьной системе: математическое образование на высоком уровне. А математика – основа знаний в области естественных наук, и не только их. Она дает системный подход к изучению любого предмета. Недаром в Советском Союзе математическое и естественно-научное образование было очень сильным. Сейчас ситуация изменилась. Позвольте в этой связи не согласиться с тем, что наши дети стали лучше знать историю или литературу... По моим наблюдениям, знания, получаемые по этим предметам в школе, недостаточно глубоки.

Конечно же, мы потеряли, по существу, всеобщее среднее образование. Мы только декларируем его, но на практике оно, видимо, уже утрачено.

Мы потеряли бесплатное образование, что было сильной стороной нашей системы образования.

У нас была взаимосвязанная система воспитания и образования. Конечно, она была излишне политизирована, но такая связь была. Сейчас этого нет.

Несомненно, в советской системе образования были минусы. Прежде всего, это недостаточная языковая подготовка, хотя в то время она была слабо востребована.

Большинство школ были недостаточно технически оснащены. И, наконец, хотя В. И. Ленин говорил в свое время о том, что учитель должен быть поднят на необыкновенную высоту в нашем государстве, но он так никогда, к сожалению, на эту высоту поднят и не был.

«Это либо ситуативное реагирование,
либо педагогическое мифотворчество,
либо управленческая суета.
И все это заканчивается плохо»

П. В. Лепин: – На моей памяти в стране в пятый раз начинаются разговоры о реформе системы образования. Правда, все так разговорами и заканчивается. Ни одна из реформ не стала целостной системой мер. Тем не менее попытки что-то изменить в системе образования постоянно предпринимаются. Мне думается, надо искать варианты, которые, несмотря на все сложности переживаемого периода, приведут к развитию этой системы.

Прежде всего следует, на мой взгляд, ответить на вопрос: какой сегодня нужен учитель и чего ждет школа в первую очередь?

Т. Л. Чепель: – Что мы называем реформами? Были ли реформы школы? И есть ли реформирование сейчас, несмотря на бесконечные об этом разговоры? Попробую выразить свою позицию по этим вопросам.

Если считать реформами крупномасштабные системные парадигмальные изменения в образовании, которые являются объективно востребованными, теоретически обоснованными и экономически обеспеченными, то таких в истории России было всего четыре, начиная с александровской и заканчивая ягодинской. Все остальные воздействия на образование чаще всего имели какой-то ситуативный и частный характер. С моей точки зрения, они осуществлялись из самых разных соображений: либо это были изменения по типу реагирования на ситуацию, поскольку жизнь идет вперед, что-то меняется и надо ее догнать; либо преследовались ведомственные интересы; либо проявляла слабость государственная власть, которая не знала, что делать с образованием, если нет финансирования; либо это было выражением чьих-то субъективных желаний оставить свой след в истории российского образования...

К такого рода реформам я бы отнесла и введение шестилетки, и одиннадцатилетнее образование с профессиональной подготовкой. К такого же рода реформам стоит отнести учет среднего балла аттестата зрелости при поступлении в вуз. В этом же ряду, с моей точки зрения, находится и управленческая суета, которая происходит в последнее время относительно двенадцатилетнего образования.

Такого рода изменения не есть реформы. Это либо ситуативное реагирование, либо педагогическое мифотворчество, либо управленческая суета. И все это заканчивается плохо.

Я думаю, что наиболее удачной реформой все-таки стала реформа, проводимая министром образования Г. А. Ягодиным. Эта система просуществовала до начала 90-х годов и внесла в наше образование некоторые позитивные качественные изменения, несмотря на то, что внедрялась на фоне тотального государственного кризиса, при отсутствии финансирования.

Если бы в это время школе не дали свободу в оказании платных услуг, не дали возможность определения вариативных планов, типов учреждений – гимназии, лицеи, колледжи – ситуация сегодня была бы гораздо хуже. Я говорю прежде всего о массовой школе, о той, которая находится в сельской глубинке, на городской окраине...

Так вот, та реформа позволила и таким школам решить ряд своих проблем. Не зря сегодня директора школ боятся, что все эти приобретения будут отобраны.

Первое, что удалось, – уйти от монополии государства в образовании и перейти к системе государственно-общественного образования. Попечительские советы работают, хотя и далеко не везде, только потому, что возникли и государственные, и частные образовательные учреждения (при всех их плюсах и минусах), снизился уровень регламентации в работе школы, унификация и т. д.

В. И. Молодин: – Сегодня мы находимся на каком-то рубеже: многое разрушено, теперь надо остановиться и
подумать, что делать дальше? Устраивает ли нас такое положение? Думаю, не устраивает – ни общество, ни руководство страны. Поэтому не случайно появление известного вам документа, который называется «План действий правительства Российской Федерации в области социальной политики и модернизации экономики на 2000–2001 год». В этом плане предусмотрены такие основные задачи: повышение уровня жизни населения; снижение социального неравенства; сохранение и приумножение культурных ценностей России; восстановление экономической и политической роли России в мире.

Но можем ли мы реализовать эти очень правильные, с моей точки зрения, задачи, опираясь на ту систему образования, которая сложилась в стране сегодня?

В чем, на мой взгляд, главный негатив? Попробую обобщить сказанное выше.

Первое. Абсолютно безобразное финансирование государством. Учителя, профессора у нас сегодня работают в таких условиях, что им надо памятники ставить.

Реплика: – Возможно, скоро поставят, но уже после того, как учителя покинут школу или по своей воле, или в результате естественных явлений...

В. И. Молодин: – Что такое ставка учителя 300 рублей? Это даже комментировать невозможно! Пока не будет нормальной заработной платы работников сферы образования, от учителя до профессора, коренных изменений в этой сфере не произойдет. Никакая внутренняя свобода не заменит достойной оплаты труда...

Реплика: – Пока налицо свобода умереть от голода...

В. И. Молодин: – Второе. С моей точки зрения, негативным является увеличение доли платного образования и образовательных услуг в государственных учреждениях этой сферы. Почему? Прежде всего потому, что это снижает качество образования, хотим мы этого или нет. В стране уже есть почти полностью платный университет – тюменский. Попросту говоря, мы начали продавать дипломы.

Третье. У нас идет постоянное нарушение прав детей на получение образования. Вот вам аргумент к вопросу о свободе... А ведь это, между прочим, область прав человека, т. е. одна из основных ценностей западной демократии. Вспомните так называемые застойные времена. Если в районе появлялся один ученик, который почему-то не ходил в школу, заведующему районным отделом образования было очень плохо. Он был вынужден сам отыскивать этого ученика и за руку вести его в школу. А сейчас в сельской местности многие дети не учатся. Ликвидация малокомплектных школ приведет к тому, что мы будем ждать Ломоносовых, которые в лаптях, зная всего лишь азбуку, пойдут в город на учебу.

Реплика: – А многие деревни исчезнут, поскольку нет школы – нет деревни...

В. И. Молодин: – Четвертое. Очень плохое материально-техническое оснащение учебных заведений. Мы много говорим о компьютеризации. Но давайте посмотрим на сельские школы. Там нет простейших приборов! Это положение необходимо исправлять.

Пятое. Не отрегулирована проблема сосуществования образовательных учреждений и органов исполнительной власти. Тяжкое бремя всевозможных налогов и платежей в бюджет, на которые государство денег не отпускает, давит на учреждения образовательного комплекса. Если городские школы имеют хоть какие-то возможности в этом плане, работая с богатыми родителями, то на селе деньги на оплату электроэнергии, отопления, на уголь, дрова взять неоткуда.

Вот что мы сегодня имеем. Возникает вопрос: что делать дальше? Называйте все происходящее реформой или какой-то реконструкцией, но что-то со всем этим делать надо... Иначе конец легко прогнозируется и просматривается. Нужны существенные изменения прежде всего по тем параметрам, которые обрисованы выше, хотя перечень проблем может быть и расширен.

Как было уже сказано, надо людей сначала обуть-одеть, накормить, технически и информационно оснастить, а потом требовать от них чего-то великого. Государство, с моей точки зрения, должно это понимать, потому что если государство этого не сделает, то не сделает никто. Государственные чиновники должны также понимать, что в их отношении к сфере образования, науки многое декларируется, но мало делается. Вот в этом плане реформы, с моей точки зрения, необходимы, как бы мы их ни называли.

«Сохранение того, что мы накопили, может стать алгоритмом решения наших проблем в сфере образования»

Л. А. Барахтеева, проректор Новосибирского государственного педагогического университета по инновационным технологиям, доктор биологических наук: – Совершенно очевидно, что экономические рычаги необходимы для того, чтобы учителя накормить, как здесь было сказано, и поднять статус школы. Но нельзя забывать одну простую вещь: все эти экономические реформы привели к тому, что наша молодежь, независимо от того, где она учится, оказалась в группе риска, с какой позиции ни посмотри! В значительной мере не
школа, а вуз, пусть это будет даже филиал какого-то вуза, стал тем местом, которое сохраняет ученика как личность. В этом плане, безусловно, велика заслуга учреждений высшего образования.

Я полагаю, что в условиях огромных расстояний Западной Сибири было бы целесообразно сохранить существующие уже образовательные учреждения. Пусть они будут динамичны и дополняют друг друга. Не надо никаких революций! Все, что называется сегодня реформой, это, безусловно, разрушение. Есть смысл вести модернизацию, оптимизацию процесса обучения в школе.

Огромная проблема – повышение статуса учителя в этих быстро меняющихся условиях социума. Наш учитель получает подготовку по предмету, который будет вести, но как адаптировать этот предмет в школе, когда ситуация так стремительно и резко меняется? Вот это огромная проблема. Пусть мы проиграем, быть может, в предметной подготовке, но мы должны научить учителя сохранить свое достоинство в сложных условиях. Научить учителя ставить цели и формулировать какие-то алгоритмы их достижения в различных ситуациях и работать с разными учениками. Это, на мой взгляд, будет способствовать повышению качества образования.

Навязываемая нам идея открытого образования, идея вседоступности образования ведет к тому, что мы потеряем элитарные школы и вузы, то, к чему привыкли. Да, там есть раздражающие многих элементы снобизма. Но образование должно быть многолико, при этом среднее образование – действительно доступно. А дело каждого человека – выбрать верхнюю образовательную планку, которую он захочет взять. Рынок продиктует ему, стоит ли получать высшее образование. И при любых изменениях необходимо учитывать региональные аспекты образования, нашу демографическую ситуацию.

Сохранение того, что мы накопили, может стать алгоритмом решения наших проблем в сфере образования.

В. И. Молодин: – Какие принципиальные положения должны быть положены в основу реформирования системы образования?

Прежде всего государство должно соблюдать конституционные права своих граждан, чего оно, к сожалению, не делает, в том числе и право человека на получение образования, записанное в конституции. Между тем российская наука, например, еще никогда не получала полностью предусмотренные бюджетом 4%, как не получает того, что ему положено, образование...

Надо начинать с улучшения финансирования среднего образования. И сделать это надо как можно скорее. Если мы не поддержим сейчас учителя, у нас либо совсем не будет учителей, либо будут приходить такие люди, которые просто больше никуда не могут устроиться.

Второе, что бы я сделал, так это провел аттестацию наших вузов. С моей точки зрения, наблюдается массовая профанация и дискредитация высшего образования для того, чтобы заработать деньги, например, технические университеты обучают филологии... Когда на совете ректоров задаешь вопрос: а кто у вас преподает, то видишь, насколько узок у нас круг преподавателей.

Реплика: – Одни и те же фамилии фигурируют в аттестационных документах вузов. Они переходят из списка в список...

В. С. Молодин: – Надо бы реально посмотреть, кто и кого готовит в вузах и навести здесь самый элементарный порядок. Следует просто ликвидировать профанацию.

Пока наш профессор будет вынужден по материальным соображениям числиться в десяти вузах, он и будет делать это.

Должен ли соблюдаться принцип бесплатности образования в школе и вузе? Я считаю, что в школе – безусловно, в вузе – в значительной степени. Другое дело, что сегодня нельзя лишать директора школы или отдел народного образования возможности получать спонсорскую помощь и т. д. Но финансировать процесс обучения в средней школе должно государство, если ему не чужды созидательные цели...

Думаю, что в стране необходимо обязательное среднее образование, иначе та деградация общества, которая сегодня идет, примет размеры катастрофы. Нашу страну и так уже ставят в один ряд с развивающимися странами Африки... Если мы хотим, чтобы Россия поднялась, то значение высокого образовательного уровня наших граждан нельзя преуменьшать.

Если же говорить о предлагаемых сегодня правительством мерах по реформированию системы образования, то если и предпринимать какие-то шаги, то надо делать это крайне осторожно. Уже столько изломано и испорчено... Двенадцатилетнее обучение, единый экзамен... Если эти и другие подобные новшества и могут быть введены, то только после референдума среди профессионалов и предварительного узкого эксперимента, который давал бы возможность оценки, потому что, с моей точки зрения, просто взять и ввести это по всей стране – преступно.

Делать результаты единого экзамена основанием для поступления в вузы означает, что отбор туда будет производиться крайне субъективно. Не секрет, что даже медали, полученные в разных школах разных регионов страны, вовсе не гарантируют одинаково глубоких знаний абитуриентов... Отличных аттестатов для отбора в лучшие вузы страны будет очень много, а по какому критерию отбирать абитуриентов?

Очень серьезная проблема – реструктуризация малокомплектных школ. Если здесь начнут рубить сплеча, сельские дети останутся поголовно неграмотными.

Нашим школам и вузам необходимо сохранение статуса государственных учреждений. Если таких школ должно быть 100%, то платные вузы должны жестко тестироваться. Давать лицензии на этот вид деятельности следует только после тщательной проверки, а впоследствии необходим контроль.

Н. С. Диканский: – Меня удивляет тот факт, что когда мы начинаем выступать на каких-то встречах, где обсуждаются проблемы образования, то зачастую скатываемся до рапортов. Действительно, многие сейчас говорят, что стало жить намного лучше, человек стал свободнее. При этом мы забываем, что в стране полмиллиона бездомных детей, даже в войну такого не было. Мы забываем, что половина Сибири, в которой проживает 24 миллиона человек, замерзает, что нас скоро «выморозят», после чего эти территории будут или отданы кому-то, или проданы.

Есть стратегические вещи, о которых забывать не следует при любом обсуждении. Для России в настоящее время это то, что у нас кризис конституционного самосознания, что у нас на самом деле нет страны, нет идеологии. Мы не понимаем, куда и зачем идем, что мы должны получить. Мы готовим прекрасных специалистов, но они уезжают за рубеж. Около 75% учеников физико-математической школы при НГУ заявляют, что хотят уехать на Запад! А кто останется здесь, в России, в Сибири? Мы теряем интеллект, тех людей, которые должны быть лидерами в регионе и стране! Только почему-то эту проблему в ее обнаженном виде мы, представители системы образования, нигде не ставим....

Я всегда был против платного образования, поскольку вижу его порочность. Да и все здесь присутствующие это понимают. Но многих радует возможность таким образом заработать деньги. Да, так мы выживаем, это понятно. Но в стратегическом плане это ведет к размыванию уровня нашего образования, его потере. В то же время образование в элитных вузах, которые являются лидерами в России, должно быть платным. Кто должен платить за него? Заказчики! Хочет компания иметь специалиста из Новосибирского, Московского или Петербургского университетов, Физтеха и т. д., пусть платит за них! А студент подпишет с университетом контракт о том, что отработает в России после окончания вуза пять, предположим, лет. Вот мы его выучим, получим за наш продукт деньги и оставим талантливого человека в России, если не навсегда, то на какое-то время.

А то, что делается сейчас, – это безумие. При минимальном бюджете мы еще к тому же бесплатно готовим специалистов для остального мира.

Сохранить Россию как страну, в том числе через сохранение высокого уровня нашего образования – достойная цель для живущих сегодня поколений.

Подготовила Л. А. ЩЕРБАКОВА