В статье исследуется опыт изучения массовых решений в экономике. Это уникальное для мировой науки направление развивалось в 60–70-е годы ХХ века в Институте экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения Академии наук и связано с именами Е. Г. Антосенкова, Т. И. Заславской, В. Э. Шляпентоха и В. Н. Шубкина.

Массовые решения в экономике: исследования, опередившие время

«Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии».

С. Есенин

Ю. П. ВОРОНОВ,
кандидат экономических наук,
вице-президент Новосибирской торгово-промышленной палаты,
генеральный директор консультационной фирмы «Корпус»,
Новосибрск

В середине 60-х годов, когда ничто не предвещало радикальных экономических перемен, в новосибирский Академгородок приехала команда экономистов под руководством молодого доктора наук (будущего академика) Абела Гезевича Аганбегяна. Из этой группы выделю четырех человек, которые занимались уникальным для мировой экономической науки направлением – исследованием массовых решений. Это Владимир Николаевич Шубкин, Евгений Григорьевич Антосенков, Владимир Эммануилович Шляпентох и Татьяна Ивановна Заславская.

Где они сейчас, герои тех дней? В. Н. Шубкина и Е. Г. Антосенкова, увы, уже нет среди нас. Академик РАН Т. И. Заславская недавно отпраздновала в Москве свое восьмидесятилетие. В. Э. Шляпентох – профессор Мичиганского университета.

Что же тогда свело вместе этих людей, очень разных по темпераменту, по опыту, знаниям и жизненным ориентациям? Они стали заниматься тематикой, которая только сейчас начинает прослеживаться как одно из магистральных направлений в мировой экономической науке.

Дальнейшее изложение тех событий субъективно, чем принципиально отличается от других описаний работ новосибирских экономистов-социологов 60-х годов ХХ века[1]. Исходный мотив, который подтолкнул меня взяться за эту статью, – это размышления по поводу того, нужны ли самостоятельные науки: экономическая социология, социология образования, наука о СМИ и тому подобные?

Результаты новых наук не совпадают и не противоречат другим экономическим исследования, а попросту идут с ними параллельно, не стыкуясь и не пересекаясь. Именно это меня волновало более сорока лет тому назад, и это же волнует меня сегодня, когда я вижу, каким мощным потоком входят в экономическую науку социологические, философские и психологические идеи. Не буду останавливаться на этой теме подробно, отошлю к моим статьям о нобелевских лауреатах по экономике в «ЭКО»[2].

Зарубежную социологию в СССР в 60-е годы делили на три части в два приема. Прежде всего, она делилась на «нашу» и «не нашу». К последней относили (без разбора) социологическую науку капиталистических стран, к «нашей» – стран социалистического лагеря. «Наша» социология делилась на польскую, которая трактовалась как описательная, и чехословацкую – практически ориентированную. Социологи прочих соцстран относились либо к первой, либо ко второй группе.

Конечно, деление было примитивным. Я, например, какое-то время пытался доказать, что символ польской социологии, знаменитая книга Г. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке» имеет в своей основе типовую методику анализа писем переселенцев в Сибирь, которая практиковалась Переселенческим комитетом Российской империи не менее двух десятилетий до выхода этой книги.

Практические приложения польской социологии впечатляли. Например, социологическую концепцию восстановления (после землетрясения) города Скопле, столицы Македонии, победившую на международном конкурсе, разработал варшавский социолог Збигнев Суфин, бывавший в те времена в Новосибирске. Или Винициуш Наройек, книга которого «Структура власти в городе» по ясности и четкости превосходит работы большинства современных политологов и урбанистов.

Исследование массовых типовых решений в экономике не могло быть отнесено к «нашей» социологии, поскольку не было аналогов. Оно не могло быть отнесено и к «не нашей» социологии, поскольку и там подобные исследования были экзотикой. Можно было сослаться разве что на «демоскопические» исследования в ФРГ, которые были чрезвычайно частным подходом довольно узкой группы исследователей, и близкие к работам Т. И. Заславской труды П. Махонина в Чехословакии.

Сам практический смысл подобных исследований был не очень ясен: следовало ли использовать их результаты для корректировки таких решений в сторону, нужную для развития экономики? Из-за того, что власти не могли ответить на подобные вопросы, результаты исследований чаще всего попросту не замечались.

В 60-е годы исследованиям массовых решений в экономике СССР препятствовал также волюнтаризм партийного аппарата. Ссылка на массовые решения населения, которые принимаются без учета высказываний партии и правительства, уже была отчасти вызовом. Сделать это можно было только в Новосибирске, в Москве ни одна организация на такое не решилась бы.

Масштабные исследования массовых решений в экономике не стали фундаментальным направлением мировой науки по той простой причине, что общественные науки в Советском Союзе находились под мощным идеологическим контролем. В Сибири можно было начать почти любое социально-экономическое исследование, но невозможно было добиться его официального признания.

Опишем каждое из направлений по отдельности.

В. Э. ШЛЯПЕНТОХ
Выбор чтения. Читательские интересы подписчиков центральных газет

Из всей четверки В. Э. Шляпентох тогда был самым искрометным и неосторожным в суждениях. Да и начитан он был необыкновенно. Я вел за ним семинары по истории экономических учений, и мы вместе пытались создать принципиально новый учебный курс статистики для историков. О том, чтобы готовить в Новосибирске социологов, тогда речи не шло, это были даже не мечты, а несбыточные грезы. Мы переписываемся до сих пор.

Работы В. Э. Шляпентоха начались с заказа редакции профсоюзной газеты «Труд». Приглашение социолога с периферии для анализа аудитории центральных СМИ возможно было тогда только со стороны слабо идеологизированной профсоюзной прессы.

Анкеты приходили в Новосибирск посылками в огромных количествах. Спустя небольшое время одна из комнат института была завалена ими под потолок. Тогда не было считывающих устройств, штрих-кодов и всего, что могло ускорить процесс подготовки материала к статистической обработке. Поэтому рядом с анкетами накапливались не меньшие горы кодировочных бланков. Была придумана уникальная технология обработки анкет по сотням. Впоследствии эти приемы были обобщены в книге[3].

В 1970 г. В. Э. Шляпентох, уже работая в Москве, опубликовал книгу «Социология для всех»[4]. Книга вышла приличным даже для тех лет тиражом – 26 тыс. экз. И хотя автор пытался обезопасить себя традиционным для тех времен способом – вставив параграф с названием «К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин у истоков научной социологии», это помогло мало. Книга в сознании тогдашних партийных чиновников закрепилась как идеологически сомнительная.

Именно в «Социологии для всех» была сделана попытка обобщения концепции массовых решений в экономике[5].

Для нас, проживающих сейчас совсем в другой стране, особый интерес представляет третья глава книги, посвященная проблеме выбора, с подтекстом названная «Социология неофициальных решений». Рассматриваются шесть типов массового выбора: размера семьи, выбора профессии, места работы и места жительства, супруга (супруги), способов проведения свободного времени[6] и средств массовой информации. Главным недостатком было то, что все перечисленные ситуации массовых решений были выведены за рамки экономической науки. Это особенно печально вследствие того, что за четыре года до этого В. Э. Шляпентох опубликовал книгу по эконометрике[7] – практически единственную в советский период, в которой связно рассказывалось о зарубежном опыте построения эконометрических моделей.

На первый план В. Э. Шляпентох выдвигает проблему выбора состава семьи. Он ссылается в основном на работы Г. А. Слесарева, который обследовал 8,5 тыс. работниц машиностроительных предприятий г. Горького. Очевидно, что материалы такого рода нельзя было распространять на всю страну. Выводы оказались нетривиальными. Получалось, в частности, что женщины рожают больше, если проживают в больших квартирах, хотя в то время была установлена обратная причинно-следственная связь. Когда рождался ребенок, перспективы получения жилья повышались. То есть, сначала нужно родить, а потом только рассчитывать на жилье. Впрочем, ряд выводов достоин осмысления – от нежелания рожать у женщин с высшим образованием до положительной зависимости между заработком и количеством детей. К сожалению, нынешние демографические программы не предваряются, как и сорок лет назад, социологическими исследованиями.

Вторым по порядку рассмотрения в «Социологии для всех» был выбор профессии. Эта тема раскрывалась со ссылками на моноисследование села Терпение Мелитопольского района УССР, проведенное Ю. В. Арутюняном в 1961 г., на новосибирские работы В. Н. Шубкина и Л. Г. Борисовой, а также на отдельные работы сотрудников отдела социологии ИЭОПП (Р. Иванова, Л. Ляшенко, В. Ладенков).

Довольно подробно описаны эмпирические исследования по теме «выбор места работы и места жительства», со ссылками на работы Т. И. Заславской и В. Н. Переведенцева. И здесь также обсуждаются объективные факторы, определяющие выбор профессии. Заметим, что даже выбор супруга или супруги обусловлен объективными обстоятельствами. Если у человека высшее образование, то с наибольшей вероятностью он выбирает себе пару тоже с высшим образованием. Даже место знакомства в значительной степени было предопределено: не так уж много было в советское время таких мест.

Слабо обусловленным оказался выбор способа проведения свободного времени. Тут попросту, как и в разделе о выборе средства массовой информации, фиксировались результаты эмпирических исследований.

Таким образом, еще 40 лет назад массовые решения в экономике описывались именно в связи с их обусловленностью некоторыми объективными факторами. Властям с помощью предельно осторожных намеков показывали, что массовые решения в экономике и социальной жизни – вполне очевидная статистическая закономерность, которую нужно учитывать. Конечно, предположить 40 лет назад, что этим властям будут объяснять нечто вроде: «Желания граждан и должны быть руководством к принятию управленческих решений», было невозможно.

В третьей главе «Социологии для всех» было проведено единственное обобщение масштабных исследований массовых решений в экономике, какие велись в Новосибирске в 60-е годы ХХ века.

Методическим новшеством были методологические семинары, предварявшие рождение очередной анкеты и оформлявшие общую концепцию исследования. Особо нужно упомянуть активных участников таких семинаров – И. З. Гольденберга и В. А. Заргарова, чей вклад в структуризацию исследований центральных газет был очень велик. Очень жаль, что тогда не удосужились описать этот уникальный опыт, он бы пригодился и сейчас.

Методической новинкой было и сочетание анкетных опросов через газету и опросов по месту жительства. Масса новых приемов использовалась при расчете смещенности выборки, оценке репрезентативности смещенной выборки и т.п.

В. Н. ШУБКИН
Выбор выпускника средней школ

В планах выпускников школ отражались многие глубинные процессы, происходящие в стране. В частности, В. Н. Шубкин отразил несовпадение желания выпускников получить ту или иную профессию и потребностей народного хозяйства. Если построить пирамиду спроса со стороны экономики на отдельные профессии, то внизу, у подножия пирамиды, – самые распространенные рабочие специальности, в середине – инженеры, на самом верху – киноартисты, писатели и космонавты. Иными словами, чем реже встречается профессия в экономике, тем ближе она к вершине. Если же упорядочить ответы выпускников на вопрос, кем они хотят быть, то получалась перевернутая пирамида. Эти пирамиды демонстрировались на научных конференциях, об этом написаны статьи и книги. Но даже наглядная демонстрация того, что школьникам вселяют несбыточные надежды относительно жизненного пути, ни к чему не приводила. Партийные верхи давно жили в отрыве от основной массы населения.

И даже сейчас не очень понятно, что можно было сделать с этими двумя пирамидами. Слишком много проблем они поднимали. Решить их было невозможно, да и мало кто в то время крепнушего застоя ставил перед собой решаемые проблемы.

Для сравнения. Несколько лет назад японские компании проводили исследование «Отношение к труду сельской молодежи Австралии». Цель исследования – оценить перспективы производства молока в Австралии. Если отношение молодежи австралийского села к сельскому труду неважное, значит, японские компании смогут в будущем экспортировать в Австралию сухое молоко и молочные продукты. Если же отношение хорошее, то таких перспектив нет.

У исследований жизненных планов выпускников советских школ не было столь четко поставленной задачи. Было не вполне понятно, как нацелить профессиональную ориентацию школьников на более адекватное соответствие требованиям экономики. Слишком много разнообразных инстанций в бюрократической системе управления экономикой и сферой образования СССР должно было быть задействовано в таком процессе, если бы он начался. Не было и надежд на то, что когда-нибудь школьное образование будет учитывать, чем реально придется заниматься в жизни выпускникам школ. Нет таких надежд и сейчас. Все официальные эксперименты, какие проводились в советских и российских школах с 50-х годов прошлого века по настоящее время, ориентируются на удобство управления, а не на то, чтобы обучение соответствовало требованиям экономической реальности.

В те времена было очень сложно проводить исследования жизненных планов выпускников на периферии, поскольку любое замечание в адрес системы образования принималось местными властями в штыки. Поэтому сложилось так, что В. Н. Шубкин со своей группой перешел в Институт истории и этнографии СО АН СССР, а затем переехал в Москву. Некоторое время в Институте истории он пытался участвовать в программе «История фабрик и заводов», идею которой подал еще Максим Горький, но прожила эта идея менее трех лет.

После отъезда из Новосибирска В. Н. Шубкину удалось организовать, в частности, совместное венгерско-болгарско-советское исследование жизненных планов рабочей молодежи[8].

В московских исследованиях В. Н. Шубкина отмечался более широкий гуманитарный взгляд, чем в сибирских проектах. Яркие примеры – эссе 1970 г. и популярная книга конца 70-х годов[9]. Этому способствовало его сотрудничество с рядом талантливых пишущих людей, из которых хотелось бы отметить бывшего новосибирца Д. Константиновского, человека уникального по кругозору и суждениям. Их совместная работа 1977 г. интересна и сейчас[10], особенно последняя глава, в которой описаны первые виртуальные (машинные) социальные эксперименты. Они предваряли появившиеся за рубежом несколько позднее так называемые matching models («модели случайных встреч»).

Доктор социологических наук Д. Л. Константиновский занимается социологией образования, он возглавляет соответствующий сектор в Институте социологии РАН, подготовил масштабный учебный курс «Социология образования».

В годы перестройки В. Н. Шубкин занял умеренно либеральную позицию. К его достижениям можно отнести прогноз, согласно которому в среде молодежи, выросшей в годы перестройки и реформ, «все большую популярность приобретает насилие»[11]. Этим объясняются многие события ельцинского времени.

В исследованиях жизненных планов выпускников средних школ активно использовался биографический метод: школьники писали сочинения о выборе профессии, об отношении к родителям или к школе. Тексты анализировались, сводились к количественным характеристикам[12]. В методическом отношении изучение выбора жизненного пути значительно опередило свое время, предваряло методы контент-анализа, какие появились в нашей стране значительно позже, да и за рубежом они были тогда в новинку. Первая серьезная публикация появилась в США лишь в 1964 г.

Е. Г. АНТОСЕНКОВ
Выбор места работы, трудовая мобильность

Направленность работ сектора определялась тем, что директора промышленных предприятий жаловались на текучесть кадров, и потому исследования проводились с упором на сокращение текучести[13]. Лишь на внутренних семинарах ставился вопрос о том, что текучесть кадров имеет не только отрицательные, но и положительные стороны, что без нее невозможно техническое перевооружение производства и т.д. И тогда появлялись публикации, в которых ориентация на сокращение текучести кадров была не столь прямолинейна[14].

Массивы анкет по отдельным предприятиям, прежде всего по текучести кадров на 18 машиностроительных заводах, представляли огромную ценность.

Как и все рассмотренные в этой статье направления, исследование причин возможных увольнений вызывало бурю негодования у парткомов и директоров предприятий. Считалось, что спрашивать человека о причинах, по которым он может уволиться, означает подталкивать его к увольнению. А, следовательно, тот, кто заставляет заполнять анкеты о потенциальной мобильности, – враг, провокатор.

Жалобы с предприятий шли постоянно, но исследования продолжались. Некоторые предприятия даже воспринимали результаты обследований как руководство к действию. Но в большинстве своем они как бы делали одолжение, соглашаясь участвовать в обследовании.

Микроуровень, на котором работали новосибирские исследователи трудовой мобильности, не стыковался с другими уровнями исследований. Можно было бы использовать материалы опросов для понимания того, насколько интересы промышленных рабочих ориентированы на научно-технический прогресс. Была фундаментальная проблема оплаты за вредные условия труда, тормозившая улучшение условий труда, и т.д.

В общем, замысел не то чтобы остался замыслом, он растворился в частных проблемах перехода рабочего с одного предприятия на другое. Отдельные методические вопросы заслоняли общую картину массовых решений. Хотя и эти частные приемы достойны увековечивания. В частности, в исследованиях под руководством Е. Г. Антосенкова одновременно опрашивались рабочие стабильные и увольняющиеся[15]. В результате появлялась возможность сопоставления тех, кто предрасположен к переходам с одного места работы на другое, и тех, кто стабильно работает и будет работать на своем рабочем месте. Этот прием при должном обобщении вполне мог быть перенесен на другие виды социально-экономических исследований.

Методические приемы, используемые сибирскими социологами при исследовании текучести рабочей силы, существенно превосходили методы аналогичных зарубежных работ.

Т. И. ЗАСЛАВСКАЯ
Переезд из села в город. Миграция населения

В связи с этим аспектом социологических исследований 60-х годов вспоминается следующий эпизод. В 1968 г. команда сибирских социологов отправилась в Польшу по программе так называемого «научного туризма». Польские социологи мало что знали о состоянии этой науки в СССР, особенно о социологии!

И вот в Познани, на квартире одного профессора социологии, мы внимательно выслушали рассказ о том, как тщательно исследовались пожелания крестьян, вынужденных переселяться всем селом из-за того, что их место жительства оказалось в зоне затопления водохранилища. Методика исследования была виртуозной. Кто-то задал вопрос: «А зачем так подробно изучать пожелания тех, кто все равно вынужден переселяться?» Последовал знаменательный ответ: «Если село будет недовольно, то его жители переедут в Канаду, а этого мы и хотим избежать». Невозможно было представить себе такой мотив у тогдашнего советского руководства. Поэтому приходилось приспосабливать стиль подачи результатов массовых решений в экономике к реалиям тех лет.

Как и трудовая миграция, мобильность сельского населения изучалась анкетным методом. «Анкета сельской семьи» содержала более сотни вопросов, на которые нужно было ответить всем взрослым членам семьи. Большой размер «Анкеты сельской семьи» отражал добросовестность будущего академика РАН Т. И. Заславской. Но для заполнения она была почти неподъемной. Исследование 1967 г. предварялось пробным исследованием, проведенным в 1966 г.

Изучение мобильности исходило из представлений о человеке как о рационально мыслящем («экономическом») индивиде, сопоставляющем все «за» и «против» при принятии решения о смене места работы и места жительства. В то время не было исследований, доказывающих ограниченность этой научной доктрины.

Начало исследований миграции сельского населения стало возможным исключительно благодаря сотрудничеству сибирских социологов с Центральным статистическим управлением (ЦСУ) РСФСР. В республиканском ЦСУ работал замечательный человек – В. Д. Миркин, который решился на проведение социологического обследования под эгидой официальной организации. Правда, документы ЦСУ РСФСР действовали только до уровня районного звена. Первое масштабное полевое исследование 1967 г. ознаменовалось тем, что пару раз нас арестовывали как американских шпионов, поскольку только они, по тогдашним представлениям, могли опрашивать население. И гриф ЦСУ РСФСР в то время не производил впечатления в сибирских деревнях, требовали единственный легитимный документ – справку из сельсовета.

Первым серьезным документом нового направления в отечественной социологии были доклады на Всесоюзном симпозиуме по социологическим проблемам села в Краснодаре в мае 1968 г.[16]

Материалы опросов сельского населения накапливались в тысячах перфокарт. Приходилось возить кодировочные листы в Москву и возвращаться оттуда с тяжеленными коробками перфокарт. Расчеты делали на больших ЭВМ (М-220 или БЭСМ-6). Время социологам и экономистам выделяли с трех или четырех часов ночи, а перфокарты на ВЦ оставлять не разрешали. Поэтому приходилось далеко за полночь идти через лес в Вычислительный центр и тащить 15–20 кг перфокарт.

Анализируя сейчас, спустя сорок лет, происходившие тогда события, приходишь к выводу, что многое зависело от личности Татьяны Ивановны Заславской. (Замечу, что она училась на физическом факультете МГУ, но на третьем курсе перешла на экономический. Уже этот шаг можно воспринимать как героический. Ведь вплоть до конца 80-х годов работа экономиста и физика по престижности была несопоставимой.) Перед ней стоял выбор – оставаться в рамках экономической теории и экономико-математических методов или уйти в самостоятельную и практически не разработанную в то время науку – сельскую социологию. Выбор был сделан в пользу последней, хотя спустя некоторое время были предприняты попытки соединить изучение трудовой мобильности с другими экономическими и экономико-математическими исследованиями[17].

С одной стороны, быть первооткрывателем предпочтительнее, чем работать в команде и расширять сферу исследований в уже существующей науке. С другой – новая наука приносила новую терминологию, принципиально не совпадавшую с лексикой партийных документов. В рамках тогдашней экономической науки, вуалировавшей новые идеи математическими выкладками, не было возможности развивать идею о значении массовых решений в экономике.

В связи с этим один интересный штрих. В исследованиях сельской миграции выявлялись намерения жителей села переехать в город или другое село. Тогда же еще с времен Н. С. Хрущева действовала программа ликвидации так называемых «неперспективных» сел. Когда-то мы с Е. Е. Горяченко несколько дней сидели в Новосибирском управлении государственной статистики, переписывая от руки программу ликвидации неперспективных сельских населенных пунктов по Новосибирской области. Но эта информация так и не была использована в исследованиях сельской миграции: эта опасная тема могла разрушить терпимость властей в отношении исследований сельской миграции, их вполне могли «прикрыть».

Реально существующий аспект проблемы – «топорное» вмешательство государства в процесс миграции сельского населения – был руководителем исследований проигнорирован[18]. Даже много лет спустя, когда уже дозволялось говорить о многом, в описании сельского расселения не упоминалась государственная программа ликвидации неперспективных деревень[19]. Лишь в одной из поздних публикаций было сказано о необходимости «найти оптимальные формы и методы сселения мелких поселков и благоустройства крупных сел, придать этому процессу планомерный и организованный характер»[20].

Только в 1999 г. Т. И. Заславская написала о взаимосвязи между программой ликвидации неперспективных сел и исследованиями сельской миграции: «К концу 60-х годов все села Новосибирской области были классифицированы по критерию перспективности. Наши расчеты показывали, что перспективные поселения в целом обладали лучшей способностью удерживать и привлекать население. Но наблюдались и значительные инверсии, связанные с тем, что перспективность поселков оценивалась по признакам, не учитывавшим их конкретную историю, местоположение и природные условия, не говоря уже о о культурной специфике»[21]. И хотя за этим следует ссылка на тогдашние авторитеты, ее можно считать очень слабым извинением за непротиводействие программе, нанесшей значительный урон советскому селу. Но, безусловно, не научные авторитеты, а практическая невозможность конфликтовать с партийными решениями были тому причиной.

Поэтому, на мой взгляд, обвинение Т. И. Заславской в том, что именно она теоретически обосновала концепцию ликвидации неперспективных сел, абсолютно несостоятельно, хотя бы потому, что составлена и принята эта программа была за десять лет до того, как начались исследования сельской миграции под руководством Т. И. Заславской. В то время предложение «оптимизировать» программу, утвержденную на высшем партийном уровне, было бы просто опрометчивым вызовом.

Исследования сельской миграции под руководством Т. И. Заславской не избежали общего влияния математических методов. Впервые в мировой социологии были использованы факторный анализ, распознавание образов, кластерный анализ и лингвистический подход[22]. Хотя на русском языке в то время по факторному анализу была лишь одна статья в журнале «Вопросы психологии» и одна переводная книга, причем еще не опубликованная[23]. Распознавание образов во всех науках было в диковинку, а лингвистический подход пришел от самого известного коллектива московских математиков.

Такого рывка в использовании математических методов в социологии в последующие сорок лет не было. Значительная часть этих методов затем перешла в экономико-математические исследования.

Развитие идей

Сейчас, спустя сорок лет, можно трезво оценить упущенные возможности грандиозного начинания. Подобные исследования в настоящее время были бы полезны в нескольких планах.

Проникновение социологии, социальной психологии и других общественных наук в экономические исследования началось существенно позже 60-х годов.

Дэниэл Канеман, лауреат Нобелевской премии по экономике 2002 г., с позиций психологии объяснил, почему рынок иногда взрывается без какой бы то ни было причины. До него это вызывало лишь раздражение исследователей. Паника на бирже относилась к событиям, которые заведомо исключались из сферы исследований экономической науки.

Д. Канеман и А. Тверски установили, что будущие доходы человек не способен оценить в абсолютном выражении, он сравнивает их с некоторым привычным (reference level) или со сложившимся уровнем, статус-кво. Если человек принимает последовательность решений в условиях риска и неопределенности, он оценивает выгоды и потери по каждому шагу и никогда не интегрирует их в единую выгоду или убыток и не оценивает воздействие всей последовательности решений на свое благосостояние. При исследовании массовых решений в экономике возможно было принять тезис Д. Канемана и А. Тверски как гипотезу, которая либо подтверждалась, либо нет, на примерах сибирских школьников, сельских мигрантов, рабочих-«летунов» или читателей газет.

В. Смит, лауреат Нобелевской премии по экономике того же 2002 г., основатель экспериментальной экономики, показал, как работать с ситуациями массового выбора. Но трактует он их в сугубо практическом ключе. Например, если для снижения пиковых нагрузок в электросети вводить два тарифа, один, льготный – до семи утра, и второй – после семи, то сколько домохозяек сделают выбор – проснуться пораньше, чтобы включить стиральную машину и сэкономить немного денег на энерготарифе, или поспать всласть.

Дж. Акерлоф, лауреат Нобелевской премии по экономике 2001 г., дал объяснение еще одной ситуации массового выбора, когда автомобиль, находившийся в эксплуатации всего пару месяцев, продается по цене значительно меньшей, чем новый: если почти новый автомобиль продается, то вероятность того, что он низкого качества, повышается. Иными словами, хороший автомобиль не продают сразу, а в цене почти нового автомобиля содержится не столько информация о его действительном качестве, сколько информация о подозрениях потенциальных покупателей о его низком качестве.

М. Спенс, второй лауреат Нобелевской премии по экономике за 2001 г., подробно разобрал причины «гонки за дипломами» не как стремление получить знания, а как желание иметь благоприятный «сигнал рынка» – свидетельство о получении высшего образования. Кроме того, он корректно ответил на вопрос: «Зачем американские фирмы платят дивиденды своим акционерам, хотя известно, что по законодательству США они подвергаются двойному налогообложению»? Ведь проще оставлять прибыль внутри предприятия, капитализировать ее, увеличивая тем самым капитал, находящийся в руках акционеров. Объяснение в том, что дивиденды служат сигналом (свидетельством) хороших перспектив развития фирмы. Фирмы, информируя рынок о прибыльности своей деятельности, выплачивают дивиденды, поскольку на рынке это считается хорошим известием, а следовательно, повышается цена акций. Более высокая цена акций компенсирует акционеру дополнительные налоги на дивиденды.

Сейчас в Центральном экономико-математическом институте РАН под руководством академика В. Л. Макарова разрабатывается система так называемых «вычислимых моделей». Как цель этих исследований обозначено создание модели виртуального «искусственного общества». Массовые решения в экономике могли бы стать одним из самых значимых элементов вычислимых моделей.

Массовые решения в экономике имеют отношение к нескольким передовым рубежам в мировой экономической науке. Прежде всего, они – хороший эмпирический материал для верификации концепции ограниченной рациональности.

В настоящее время ситуаций выбора существенно больше вследствие тотальной информатизации. В США, например, проводятся исследования выбора «воевать – не воевать», причем делают это независимо от реальных решений властей [24].

Существует множество эмпирических исследований и в других ситуациях массовых решений, формируется теоретическая база таких исследований. Но это – уже другая история.

* * *

Подведу итог затронутой теме, относящейся к одному из самых романтических периодов истории Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Исследования массовых решений в экономике могли бы стать органической частью комплексных экономических и математико-экономических исследований. В том, что это не реализовалось, виновато время, в котором мало что вообще могло получиться в полной мере. И тем не менее необходимо воздать должное начинанию сибиряков – исследованию массовых решений в экономике, которое на сорок лет опередило время.

[1]Котельникова З. В. Экономико-социологические центры России //Экономическая социология. 2005. Т. 6. № 3. С. 89–106; Бессонова О. Э., Шабанова М. А. Новосибирская экономико-социологическая школа в российской социологии // Экономическая социология. 2000. Т. 1. № 2; Радаев В. В. Все будет хорошо? Критические заметки на полях статьи О. Э. Бессоновой и М. А. Шабановой «Новосибирская экономико-социологическая школа» // Экономическая социология. 2000. Т. 1. № 2.

[2] Воронов Ю. П. Первая Нобелевская премия по экономике в XXI веке // ЭКО. 2002. № 1. С. 40–61; Он же. Нобелевская премия за рынок с человеческим лицом // ЭКО. 2003. № 1. С. 23–37; Он же. Правила важнее прав. Нобелевские лауреаты по экономике 2004 г. // ЭКО. 2005. № 1. С. 102–116; Он же. Игры разума. Второй раунд (нобелевские лауреаты по экономике 2005 г.) // ЭКО. 2006. № 1. С. 126–150; Он же. Нет в мире совершенства (Нобелевская премия по экономике 2007 г.) // ЭКО. 2008. № 1. С. 36–63.

[3]Шляпентох В. Э. Проблемы репрезентативности социологической информации (случайная и неслучайная выборка в социологии). М.: Статистика, 1976.

[4]Шляпентох В. Социология для всех. М.: Советская Россия, 1970.

[5] Шляпентох В. Э. Как сегодня изучают завтра. Современные методы социального прогнозирования. М.: Советская Россия. 1975.

[6] Пользуясь поводом, принесу извинения относительно того, что мною не упоминаются исследования, которые проводились (и проводятся до сих пор) в ИЭОПП по проблемам бюджета свободного времени под руководством В. Д. Патрушева. Единственным оправданием для меня будет то, что с ними я был мало знаком.

[7]Шляпентох В. Э. Эконометрика и проблемы экономического роста. М., 1966.

[8]Трудящаяся молодежь: ориентация и жизненные пути (Опыт сравнительного международного социологического исследования)/ Под ред. Ф. Гажо, В. Шубкина. Будапешет, 1980.

[9]Шубкин В. Н. Социологические опыты. М.: Мысль, 1970; Он же. Начало пути: Проблемы молодежи в зеркале социологии и литературы. М.: Молодая гвардия, 1979.

[10]Константиновский Д. Л., Шубкин В. Н. Молодежь и образование. М.: Наука, 1977.

[11]Шубкин В. Н. Молодое поколение в кризисном обществе /Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития. М.: Аспект-Пресс, 1995. С. 56–59.

[12]Карпов Ю. Д. Исследование ценностных ориентаций с помощью метода личных документов (на материалах выпускников сельских школ). Доклады всесоюзному симпозиуму по социологическим проблемам села. Новосибирск, 1968. С. 78–95.

[13]роблемы создания постоянных кадров на машиностроительном предприятии. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1968; Антосенков Е. Г., Мищенко В. Т. Текучесть кадров в промышленности и пути ее сокращения. Барнаул: Алтайское книжное изд-во, 1971.

[14]Опыт исследования перемены труда в промышленности. Новосибирск: Наука, 1969; Отношение к труду и текучесть кадров. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1970; Антосенков Е. Г., Куприянова З. В. Текучесть рабочих кадров в строительстве. Новосибирск: Наука, 1970.

[15] Исследование перемены труда в промышленности/ Под ред. Е. Г. Антосенкова. Новосибирск, 1968.

[16] Доклады Всесоюзному симпозиуму по социологическим проблемам села/ Под ред. Т. И. Заславской. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1968.

[17]Заславская Т. И. Трудовая мобильность как предмет экономико-социологического исследования / Методологические проблемы социологического исследования мобильности трудовых ресурсов. Новосибирск: Наука, 1974. С. 7–45; Она же. Направления, цели, задачи и этапы перспективного развития сельского сектора СССР. Препринт ИЭиОПП СО АН СССР, 1978.

[18] Заславская Т. И. Методологические проблемы оптимизации миграции сельского населения /Миграция сельского населения: цели, задачи и методы регулирования. Новосибирск, 1969. С. 3–28.

[19]Заславская Т. И., Горяченко Е. Е. Система сельского расселения: социальные проблемы и пути их решения. Препринт ИЭиОПП СО АН СССР, Новосибирск, 1986.

[20]Развитие сельских поселений. Лингвистический метод типологизации социальных объектов. М.: Мысль, 1977.

[21]Социальная траектория реформируемой России. Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 1999. С. 44.

[22] Заславская Т. И., Виноградова Е. В. Опыт математико-статистического исследования трудовых ресурсов села/ Социальные проблемы трудовых ресурсов села. Новосибирск, 1968. С. 87–142; Распознавание образов в социальных исследованиях. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1968; Измерение и моделирование в социологии. Вопросы методики, организации и техники социологических исследований. Новосибирск: Наука, 1969; Миркин Б. Г. Анализ качественных признаков и структур. М.: Статистика, 1980; Социология и математика. Новосибирск, 1970, и др.

[23]Небылицын А., Современное состояние факториального анализа// Вопросы психологии. 1960. № 4; Лоули Д., Максвелл А. Факторный анализ как статистический метод. М.: Мир, 1967.

[24]Herrmann R. K., Tetlock Ph. E., Visser P. S. Mass Public Decisions to Go to War: A Cognitive-Interactionist Framework, The American Political Science Review, Vol. 93, No. 3 (1999. Sep.). Рp. 553–573.